Наказ. Так старомодно. Слушайте, слушайте… Я объявляю, что буду величайшим собой. Одна эта мысль заставляет меня выпрямиться.

IV

«Есть две новости – хорошая и плохая, – говорю я ей через три дня, после того как у меня выдернули ковер из-под ног. – Плохая: я умру, ты умрешь. Солнце в конце концов погаснет, луна перестанет светить, и Земля превратится в тусклую безжизненную скалу».

Пауза для пущего эффекта.

«Хорошая новость: все это не имеет значения».

Позже я понимаю, что происходит. Когда нам на все плевать, мы становимся в некотором роде бесстрашными. Не так уж и плохо. Затем воспоминания переключаются на пистолет моего друга, и я понимаю, что эта версия бесстрашия, вероятно, не самая лучшая.

Мы теряем себя в ней. Например, завязываем шнурки, а в следующий момент понимаем, что до краев полны воспоминаниями, образами и беспорядочными мыслями, мелькающими в голове. Как будто мимо проносится поезд, а вы стоите на платформе, чувствуя дуновение ветра. Но только ветер в этой субъективной реальности подобен резкому удару ножа, без конца режущему.

«Вернись к настоящему, – сказали мне друзья за ужином. – Боль – это когда ты находишься в будущем».

Я рассказывал им, что она сказала в тот день – о мужчинах, с которыми хотела встречаться после меня. Затем я перевел разговор на то, что мог бы сделать. Например, уехать в Мексику или еще куда-нибудь, на время отключиться от всего. Мои друзья – давно женатая пара, Шерил и Майкл – улыбнулись.

«Живи сегодняшним днем, милый», – сказала Шерил Ричардсон, одна из самых мудрых женщин, которых я когда-либо встречал. «Когда ты мысленно устремляешься в будущее, просто положи руку на сердце и скажи себе: «Я возвращаюсь к этому моменту».

Этого я еще не пробовал, но знаю, что попробую. Мне придется.

V

Я пробую. Прошла неделя с тех пор, как из-под меня выдернули ковер, и вся моя жизнь полетела в тартарары. Я кладу руку на сердце, чувствую, как оно бьется, и повторяю: «Я возвращаюсь в этот момент». Через несколько секунд изменяю фразу и говорю: «Я возвращаюсь к себе. Я возвращаюсь к себе».

Позже, в душе, я закрываю глаза, и поезд проносится мимо. Внутри поднимается гнев. Прикладываю руку к сердцу, тук-тук…тук-тук, я говорю себе: «Я возвращаюсь к себе, я возвращаюсь к себе». И на этот краткий миг поезд исчезает.

VI

Восьмой день после того, как из-под меня выдернули ковер. Она еще не съехала. Рождественские праздники – трудно в последнюю минуту найти квартиру.

Приняв душ и одевшись, я беру мусс для волос, приношу ей и спрашиваю: «Поможешь?» У нас был такой ритуал. Она нежно втирала пену в мои волосы, укладывала их, а я закрывал глаза, улыбался и чувствовал себя таким любимым.

Она берет средство и делает укладку, пока я смотрю ей в глаза. Мне придется столкнуться с этим лицом к лицу, думаю я. Я не убегу. Я смотрю на нее. Когда она заканчивает, то нежно целует меня.

Завтра я постригусь и мне больше это не понадобится. Через день я улечу в Сан-Франциско повидаться с семьей. Мне приходит в голову, что сегодня мы делаем это в последний раз.

VII

Мой друг Джеймс звонит и говорит, что будет держать телефон включенным на ночь.

«Я никогда так не делаю, – говорит он. – Но я хочу, чтобы ты знал, это ради тебя».

С тех пор как я узнал его, я наблюдаю, как он переходит от одной душевной боли к другой. Но тенденция такова: Джеймс падает вверх. Это впечатляет. После каждого разрыва он усердно занимается практикой. В конце концов, его жизнь стала лучше, чем когда-либо прежде.

Его ежедневная практика такова: Физическое, Умственное, Эмоциональное, Духовное. Я буду делать то же самое. Я видел, как это творит с ним чудеса.

Что касается Физического, я буду тренироваться через день и питаться правильно. Никакого алкоголя, это депрессант. Для Умственного развития я буду ежедневно писать. Возьму эту боль и энергию и создам что-то из нее. Кроме того, на работе я буду делать в первую очередь то, что откладывал в долгий ящик. Это будет двигать меня вперед.

Это заставит меня выбросить все из головы. Что касается Духовного, то всякий раз, когда ловлю себя на том, что моя голова кружится, я кладу руку на сердце и возвращаюсь к себе.

Ночью, лежа в постели, я говорю ей: «Тебе везет».

«Почему?»

Мне противно произносить эту жалостливо-слезливую фразу, но я все же говорю: «Потому что тебе осталось жить с этим только одну ночь».

«Не произноси такие вещи», – говорит она.

«Не делай такие вещи», – говорю я.

Она замолкает. Я лежу в темноте, голова кружится, я кладу руку на сердце и тихо говорю себе: «Я возвращаюсь к себе. Я возвращаюсь к себе. Я возвращаюсь к себе».

VIII

День перед моим отлетом. Она нашла себе жилье и переедет, пока я буду в Сан-Франциско. Я просыпаюсь с желанием, чтобы этого дня не было, чтобы я мог просто стереть его. Пока ее нет, я звоню Шерил.

«Мне нужно, чтобы ты напомнила правду», – говорю я.

Она целый год гастролировала с Опрой. У нее есть уровень видения реальности, который не имеет равных, и я отчаянно нуждаюсь в нем.

«Разбитое сердце пробуждает моменты, когда нас покидали, – говорит она. – Маленький ребенок, который испытал подобное – а мы все это испытывали – напуган. В детстве родители олицетворяют весь мир, поэтому, когда они бросают нас, это означает смерть».

Это меня останавливает. Мне кажется, что страдаю именно я, а не давно забытый ребенок. Но то, что она говорит, даже если это крошечная часть правды, звучит правильно.

«Твой внутренний ребенок должен знать, что может доверять тебе. Что ты у него есть. Каждый миг, когда тебе больно, когда ты прокручиваешь трагические мысли о будущем, обращайся к своему сердцу. Положи на него руку и скажи «Я у себя есть». Это все, что ему нужно».

Когда я кладу трубку, то делаю то, что она советует. «Я у тебя есть, ты можешь мне доверять. Я у тебя есть. Я у тебя есть».

Я иду в спортзал. Вижу человека, который старательно тренируется и говорю ему: «Впечатляет». Мы встречались здесь раньше, но никогда не разговаривали. Он подходит, улыбается и достает телефон, чтобы зайти на сайт спортзала.

«Посмотрите, – говорит он. – Это я».

Он – лучший посетитель месяца. Слева – фотография бесформенного человека. Справа – он-сегодняшний, мускулистый.

«Впечатляет», – снова говорю я.

«Трансформация требует работы», – говорит он.