Внезапно все затихает. И тут в тишине раздается еще один крик. Откуда-то сверху, со стены, которой обнесена площадь. Я поднимаю взгляд и вижу одинокий силуэт человека, одетого в черное. С легендарной пращой в руке.

Эль Лобо. Знаменитый разбойник Инкасисы. Он поднимает руку, насмешливо приветствуя Атока, и тот издает гортанный рык. Площадь погружается в хаос: крики и топот людей, отчаянно пытающихся сбежать, перевернутые телеги, из которых прямо на мостовую высыпаются сушеные бобы, кукуруза и битые фрукты. Неожиданно земля содрогается, и все цепенеют от ужаса.

Магия Пачи. Землетрясения Атока. Я сгибаю колени, чтобы удержать равновесие, но резкий подземный толчок сбивает с ног. Не только меня: все лаксанцы одновременно падают на колени. Краем глаза я замечаю, как Эль Лобо повисает на перилах балкона; здание накреняется то влево, то вправо. Разбойник прыгает, хватаясь за флаг Инкасисы. Выгнувшись дугой, он отпускает руки и приземляется где-то в толпе. Я теряю его из виду.

Вот он, подходящий момент. Я бросаюсь вперед; земля дрожит под ногами. Люди в панике шарахаются от меня и бегут в противоположном направлении, подальше от Атока. Пробудившаяся земля совершенно не пугает его: он повелевает ею. Взобравшись на платформу, он воздевает руки к небу, и земля сотрясается в очередной раз. Стены и мостовую рассекают глубокие трещины. Я проталкиваюсь вперед, чтобы освободить Ану. Кто-то наступает мне на платье, и мы оба падаем на камни. Громко выругавшись, я отталкиваю упавшего лаксанца и отчаянно пытаюсь подняться.

На другом конце платформы появляется Эль Лобо. В лучах солнца мелькает серебристая вспышка: разбойник разрезает мечом веревки, которыми связаны иллюстрийские пленники. Первый освобожден и спешит скорее слезть с платформы; следом за ним второй растворяется в толпе, хотя его руки по-прежнему связаны. Но Ана упала на бок и не может подняться: ей мешают веревки на запястьях. Аток нависает над ней и поднимает руки.

– Лобо! – кричу я. – Помоги ей, умоляю!

Мой голос тонет в ропоте толпы. Несколько стражников окружают Эль Лобо, но он отбивается узким мечом. Аток вызывает еще одно мощное землетрясение. Земля разверзается прямо рядом с платформой, обнажая бездонное чрево. Ана пытается отползти, но Аток издевательски смеется над ней и оттаскивает за волосы на прежнее место. Ее глаза расширяются от ужаса.

Площадь сотрясается от очередного подземного толчка. Я падаю на колени. Зубы стучат от страха. Я пытаюсь встать, но в этот момент Аток толкает Ану к зияющей пропасти. Она упирается ногами изо всех сил, но тело не слушается: руки связаны, и ей даже не за что ухватиться. В следующее мгновение Ана исчезает в разломе, и я слышу ее душераздирающий крик.

– Нет!

Земля продолжает сотрясаться; по щекам льются горькие слезы. У меня нет сил подняться. Не хватает воздуха. Больно дышать. Аны больше нет. Земля поглотила ее. Где-то в суматохе я потеряла Эль Лобо из виду. Должно быть, он вырвался из лап стражников: его нигде нет.

Аток усмиряет землю. Он единственный, кто стоит на ногах. Повсюду вокруг меня запыленные лица, взлохмаченные волосы, ссадины и кровоподтеки. Площадь выглядит так, будто здесь только что завершилась кровавая битва. Кажется, здания вот-вот обрушатся; повсюду перевернутые телеги с едой и цветами. В памяти мгновенно всплывают воспоминания. Едкий запах дыма и металла. Душераздирающие вопли в ночи. Беззвездное небо. Пыль, грязь и кровь. Щиплет глаза. Я сижу на развалинах собственного дома. А где-то внизу, под обломками, заживо похоронены мои родители.

Воины Атока встают, и я отгоняю страшные воспоминания. Поднимают телеги, седлают коней. Жители города постепенно оправляются от шока и оживают. Аток решительно направляется мне навстречу и останавливается прямо передо мной. Пальцы его ног касаются изорванного подола моего платья. Я запрокидываю голову, даже не пытаясь скрыть слезы. Он буравит меня взглядом; глаза налились кровью и выкатились из орбит.

– Уведите ее прочь.

Один из стражей связывает мне руки толстой пеньковой веревкой. Но мне все равно. В глазах темнеет, и я ощущаю во рту привкус соли. За Атоком снова выстраивается длинная процессия, и мы, понурые, в ссадинах и грязи, возвращаемся в замок. Я плетусь позади. Стражник тянет за веревку, и я стараюсь не отставать, чтобы удержаться на ногах. Веревка впивается в запястья, стирая в кровь кожу. Сейчас мне меньше всего хотелось бы плакать, но у меня нет сил остановить поток слез. Горе поглощает меня, словно оголодавший стервятник, вгрызается в кожу, и мне начинает казаться, что каждая клеточка моего тела скорбит о смерти Аны.

Мы возвращаемся в замок, но вместо розовой комнаты стражник тащит меня вниз, в подземелье.

– Вы останетесь здесь, пока король не передумает, – говорит один из стражей.

Быстро и грубо он разматывает веревку, которой были связаны руки. Я стойко терплю. Другой стражник заталкивает меня в маленькую камеру с решеткой. Слабого света факелов достаточно, чтобы разглядеть кровь на стертых запястьях, горящих от боли.

– Можно попить? – спрашиваю я охрипшим голосом.

– Воды нет, – грубо отвечает один из стражников.

Ну конечно. Вчера у меня была полная ванна, сегодня – ни капли.

– Что теперь со мной будет?

Стражник пожимает плечами.

– Ты останешься здесь. Больше ничего не знаю.

Наказание за то, что оскорбила короля. Шаги стражников эхом отзываются в темноте. Дверь с грохотом захлопывается, и у меня еще долго звенит в ушах. Но я все равно не могу прогнать из памяти душераздирающие крики Аны, с которыми она сгинула в недрах земли.

Второй день на вражеской территории.

В ХОЛОДНОМ ТЕМНОМ МЕСТЕ сложно найти интересные занятия, поэтому я пересчитываю камни, которыми выложен пол, – девятьсот восемь – и разминаюсь, чтобы не замерзнуть. Потягиваюсь, хожу кругами, подпрыгиваю и отрабатываю высокие удары.

Здесь нет ни одного окна, и я быстро теряю счет времени. Думаю, сейчас уже утро: в животе урчит от голода. Возможно, мне не стоило прыгать. Но если не двигаться и ничего не делать, я сойду с ума от мыслей об Ане и Софии. Кроме того, упражнения помогают отвлечься от жгучей боли в запястьях.

Я устала от нескончаемого горя. Боль глубоко укоренилась в моей душе – глубже, чем трещины в земле после землетрясения Атока. Она накопилась во мне за долгие годы жизни без родителей, за голодные месяцы после восстания, проведенные в мрачном разрушенном городе. После смерти Аны и Софии эта боль многократно усилилась. Сердце обливается кровью, и я не представляю, как дальше жить.

Мне нужна Каталина. Не кондеса. Mi amiga – моя подруга. За ночь меня навещают лишь единожды: стражник подливает масла в факел и уходит, пропустив мимо ушей мою просьбу принести одеяло.

Дело дрянь. Я ничего не могу предпринять, пока я здесь, в подземелье. И единственное, чего я добилась до сих пор, – это смерть моих друзей. Разум подсказывает, что не следует себя винить. Я не стреляла из лука и не раскалывала землю, чтобы заживо похоронить Ану. Но сердце предательски шепчет, что ни одна из моих подруг не оказалась бы в опасности, если бы не я. Мне не следовало убивать посланника. Я должна была предвидеть нападение, когда мы приблизились к замку. Должна была найти способ освободить Ану. Или изначально не отпускать ее в город.