Я сажусь, пытаясь найти удобное положение в десяти слоях одежды.

– Какой еще парад?

Руми идет к балкону и открывает двери нараспашку. В комнату врываются лучи рассветного солнца. Снизу доносятся оживленные разговоры и негромкое ржание лошадей.

– Аток решил устроить ярмарку в честь помолвки. Всю ночь в замке готовились к параду, чтобы огласить новость по всему городу. Ваше платье принесут с минуты на минуту. – Он останавливается и с ухмылкой добавляет: – Очень яркое. Со множеством рюшей.

Я пощипываю себя за переносицу и пытаюсь сосредоточиться на дыхании. Его улыбка раздражает, потому что я знаю: за ней скрывается что-то еще. Он оценивает. И хочет оскорбить.

– Вылезайте из кровати.

– Un minuto[28].

– У вас нет даже одной минуты, – холодно отвечает он. – Нам нужно идти. Ahora[29].

Хочется швырнуть ему чем-нибудь в голову. Но я лишь сжимаю кулаки и упрямо смотрю на свои ботинки. В памяти мгновенно всплывают все события вчерашнего дня: дорога к замку, София, встреча с Атоком, ледяная ванна…

Я начинаю снимать лишнюю одежду и лишь через время замечаю, как расширяются глаза Руми. Отвернувшись, я с удивлением обнаруживаю, что покраснела. Я еще никогда не оставалась в комнате наедине с мальчиком. Каталина охотно принимала ухаживания иллюстрийских аристократов, но все ограничивалось невинным флиртом. А я вообще ни с кем никогда не заигрывала, даже невинно. Учитывая мое положение, это было бы жестоко. Зачем стремиться к совместному будущему с кем-либо, если не знаешь, что тебя ждет? Зачем поддаваться сиюминутному желанию, которое в конечном итоге принесет только боль? Даже если бы кто-то решил за мной поухаживать, то он видел бы во мне кондесу, чью роль я выполняю. Ведь в первую очередь я – двойник. Я долго училась притворяться Каталиной; хотела, чтобы Ана мной гордилась. Это моя жизнь, и все будет так, пока я не смогу наконец снять маску и стать собой, Хименой.

– Как вы вообще умудрились заснуть во всем этом? – бормочет Руми, прислоняясь к стене.

Пламя факела колеблется, и по его лицу пробегает тень.

Он одет так же, как Аток днем ранее: добротная туника из хорошего хлопка, темные брюки и кожаные сандалии. Но я снова чувствую слабый запах сырой земли и жженой амброзии. Он вообще когда-нибудь стирает одежду?

Уголок его губ слегка приподнимается, словно ему нравится ставить меня в неловкое положение. Я не обращаю внимания; быстро снимаю юбку и еще две лишние туники.

В комнату без стука входит девушка, которая забрала прошлым вечером мою одежду. Она приносит длиннющее разноцветное платье. Очевидно, до меня его носила более высокая девушка: традиционные лаксанские пышные юбки должны заканчиваться у лодыжек. Подол оторочен изысканным белым кружевом, а короткие рукава украшены рюшами. Словом, этот наряд напоминает булочки с вареньем, которые моя мама любила покупать на рынке в Ла Сьюдад. Пышно и вычурно. Каталине бы понравилось.

– Вам помочь одеться? – сухо спрашивает девушка.

– Нет, – отвечаю я.

– Да, – одновременно говорит Руми.

Я испепеляю его взглядом. Он снова едва заметно улыбается и уходит, бросая через плечо:

– Хуан Карлос выведет вас на улицу. Даю десять минут.

Вот подлец. Он специально разбудил меня, чтобы посмотреть на мою реакцию, когда он сообщит о параде. Я продолжаю негодовать, в то время как горничная помогает мне одеться, впихивает в платье, завязывает банты и расправляет все рюши. Она щиплет мои щеки для придания румянца, подкрашивает губы и заплетает мне косы. Затем подает кожаные сандалии, и я с удивлением обнаруживаю, что они мне как раз по ноге. Ее работа, судя по довольной ухмылке.

Наконец, удовлетворившись моим внешним видом, она выходит и приглашает Хуана Карлоса войти.

– Готовы, кондеса?

– Одну минуту.

Я начинаю застилать кровать. От некоторых привычек не так-то просто избавиться. Мне всегда приятнее возвращаться в чистую комнату. Чувствую себя спокойнее, когда все упорядочено и под контролем.

Стражник прислоняется к стене и наблюдает, как я сосредоточенно расправляю простыни, подтыкаю края и безупречно разглаживаю ткань. Поднимаю с пола одеяло (наконец-то сухое!) и аккуратно застилаю кровать. Осталось только подогнуть верхний край.

– Не думал, что вы делаете работу за горничных, – замечает Хуан Карлос.

– А я думаю, тебе стоит впредь держать свои мысли при себе.

– Как угодно.

Мы выходим из комнаты; стражник идет рядом. Я чувствую его взгляд. Он подстраивается под мой темп. Несмотря на то что Руми велел поторопиться, он не подгоняет меня. Я украдкой смотрю на него: Хуан Карлос по-прежнему наблюдает за мной. Отмечаю про себя, что он невероятно ловко, почти не глядя, обходит куриц, то и дело попадающихся на пути.

– Хватит пялиться, – шиплю я сквозь зубы.

Кажется, это лишь раззадоривает его.

– Хорошо спалось?

– Нормально.

– Кровать достаточно удобная?

Он что, дразнит меня?

– Ты, значит, отличаешься дружелюбием.

– Ага, – бойко отзывается Хуан Карлос. – Типа того.

– Понятно.

Смеется. В отличие от Руми он щедро и легко раздает улыбки. Хуан Карлос подмигивает, как бы приглашая меня присоединиться – посмеяться или хотя бы улыбнуться в ответ. Но я надеваю непроницаемую маску равнодушия: не хочу открываться стражнику, который может обернуть все против меня. Я – двойник, а потому прекрасно умею скрывать свое истинное лицо.

* * *

Аток въезжает на коне в город, возглавляя торжественную процессию. На его роскошном плаще искусно вышиты разные тропические цветы; поверх золотой короны – венец из перьев, на руках – золотые браслеты. Эстрейи нигде нет.

Горнисты возвещают о приближении короля. Я плетусь далеко позади, за его свитой. Рядом Хуан Карлос. Вытянув шею, я пытаюсь разглядеть в толпе у городских ворот иллюстрийских шпионов.

– Не видно знакомых? – спрашивает он.

– Вот уж тебе я бы сказала об этом в последнюю очередь.

Кажется, ни грубый тон, ни слова не задевают его. Хуан Карлос продолжает широко улыбаться и машет рукой столпившимся людям, будто все пришли посмотреть исключительно на него. А они и в самом деле встречают его с таким ликованием, будто он бесплатно угощает дульсе де лече. Поиграв на публику несколько минут, он поправляется в седле и пытается вовлечь меня в разговор. Опять.

– Ну, расскажите о себе.

Я поджимаю губы. Не сомневаюсь, он приветлив со мной лишь потому, что хочет втереться в доверие. А этому не бывать никогда!