Трудно себе представить, до какой степени метель, продолжавшаяся весь следующий день, изменила окружающий пейзаж. Она окончательно прекратилась только ночью, так что утром солнце взошло уже на безоблачном небе. Мороз так заволок оконные стекла, что сквозь них почти ничего не было видно. В ожидании завтрака маленькие обитатели Тэнглвуда процарапали ногтями в замерзшем стекле несколько крошечных глазков, через которые, к своему нескрываемому удовольствию, смогли разглядеть, что все вокруг было белым-бело, как чистый лист бумаги, за исключением разве что одного-двух участков темной открытой земли на крутом склоне холма да серого снега, перемешанного с черными пятнами соснового леса.

Как это весело! А как холодно, недолго и нос отморозить! Ничто так не подбодряет человека и не заставляет кровь быстрее бежать по жилам, как трескучий мороз.

После завтрака дети потеплее оделись и побежали на улицу. Что за чудный день для игр! Не меньше сотни раз каждый из них скатился с холма, для пущего веселья опрокидывая санки и кувыркаясь в снегу. Даже Юстес Брайт, посадив Барвинка, Папоротника и Резеду в свои сани, спустился вниз с головокружительной быстротой. Вдруг на пол пути санки так сильно ударились о занесенный снегом пень, что все четверо кубарем полетели в снег. Когда же они кое-как выкарабкались из снега, оказалось, что с ними нет Резеды! Где же она? Но пока все удивленно осматривались вокруг, раскрасневшаяся девочка вылезла из сугроба, напоминая большой алый цветок, внезапно распустившийся среди зимы. Все долго смеялись над этим приключением.

Когда всем уже порядком надоело кататься с холма, Юстес предложил выкопать пещеру в самом большом сугробе. Однако как только все было готово и дети забрались внутрь, своды пещеры обрушились и малышей завалило снегом.

В следующую минуту из-под развалин выглянула дюжина маленьких детских головок, а также голова студента, словно сединами, убеленная снегом, присыпавшим его черные кудри. Чтоб наказать Юстеса за то, что он посоветовал рыть пещеру, дети напали на него и так забросали снежками, что он вынужден был спасаться бегством. Сначала Юстес скрылся в лесу, а потом переместился на берег Тенистого ручья, еле слышно журчавшего под толщей льда и снега, сквозь которую едва ли проникал солнечный свет.

По сторонам образованных ручьем ледяных порогов сверкали сосульки. Отсюда Юстес спустился к берегу озера, где перед ним открылась необозримая снежная равнина, тянувшаяся до самого подножия Моньюмент Маунтин. Разгорался закат, и Юстес невольно подумал, что он никогда не видел ничего прекраснее и величественнее. В глубине души студент был очень рад, что ему удалось ускользнуть от детей, которые нарушили бы своими шалостями его философское настроение и помешали насладиться поэзией зимнего заката. Хватит того, что он и так дурачился с ними целый день.

Когда солнце полностью ушло за горизонт, Брайт вернулся домой, поспев как раз к ужину, после которого он поднялся в свою комнату с намерением, как я полагаю, сочинить оду или сонет, или вообще какие-нибудь стихи в память о незабываемом зрелище – пурпурных и золотистых облаках вокруг заходящего солнца. Но не успел он взяться за перо, как дверь отворилась, и на пороге появились Барвинок и Мальва.

– Уходите, дети, вы мне мешаете! – воскликнул студент, оборачиваясь к ним через плечо и не выпуская из пальцев пера. – Что вам здесь нужно? Я думал, вы уже в постели!

– Видишь, Барвинок, как он любит разыгрывать из себя взрослого! – засмеялась Мальва. – Он, кажется, забыл, что мне уже тринадцать лет и я могу ложиться спать, когда захочу. Но, кузен Юстес, хватит важничать, пойдемте с нами в гостиную. Дети столько наговорили о ваших чудесных историях, что папа хочет послушать одну из них, дабы убедиться, что в них нет ничего недозволенного.

– И не проси, Мальва! – с досадой воскликнул студент. – Я не люблю рассказывать свои сказки в присутствии взрослых. К тому же твой отец получил классическое образование. Конечно, это не значит, что я боюсь его учености (полагаю, она уже давно покрылась ржавчиной, как старый поварской нож), нет, но он, без сомнения, не одобрит той милой чепухи, которую я привношу в рассказ от себя. Хотя для детей вроде вас именно это и составляет их главную прелесть. Ни одному человеку пятидесяти лет, который знает классические мифы с юности, не могут понравиться мои фантазии.

– Может быть, все это и верно, – заметила Мальва, – но все-таки вы должны идти! Папа отказывается читать, а мама – играть на фортепиано, пока вы не расскажете нам одну из ваших «фантазий», как вы их совершенно правильно называете. Ну, будьте же паинькой, пойдемте вниз!

Несмотря на все свои отговорки, студент, в сущности, был рад случаю доказать мистеру Принглу свою способность к переделыванию античных мифов. Конечно, как и всякий юноша, он немного стеснялся показывать свои стихи и рассказы, хотя и думал, что, будь они напечатаны, то привели бы его на самую вершину литературной славы. Поэтому Юстес без дальнейшего сопротивления позволил Мальве и Барвинку увести себя в гостиную.

Это была большая, богато убранная комната с полукруглым окном, в углублении которого стояла мраморная копия со статуи Грино «Ангел и ребенок»[4]. По одну сторону камина тянулись полки с книгами в дорогих переплетах. Белый свет ярко горевшей лампы и красноватый отблеск огня в камине придавали гостиной чрезвычайно располагающий и уютный вид. Перед огнем в глубоком кресле сидел мистер Прингл, казалось, нарочно созданный для того, чтобы сидеть как раз в таком кресле и такой комнате. Это был высокий элегантный мужчина, который всегда так изысканно одевался, что даже Юстес Брайт никогда не появлялся при нем, не поправив воротника рубашки. Лишь теперь, когда Мальва держала его за одну руку, а Барвинок за другую, Юстесу пришлось предстать перед ним в таком расхристанном виде, будто он целый день валялся в снегу, что, впрочем, так и было.

Мистер Прингл ласково обернулся к студенту, причем последний тотчас почувствовал, насколько он растрепан и в каком беспорядке пребывают его мысли.

– Юстес, – улыбаясь, произнес мистер Прингл, – оказывается, вы произвели большое впечатление на маленьких обитателей Тэнглвуда своим даром рассказчика. Мальва, как все ее здесь называют, и остальные дети в таком восторге от ваших сказок, что миссис Прингл и я хотели бы услышать одну из них. Для меня это тем более интересно, что вы пытаетесь переиначить мифы на современный лад, насколько я мог судить по нескольким эпизодам, пришедшим ко мне из вторых рук.

– Откровенно говоря, вы не совсем подходящий слушатель для фантазий такого рода, – заметил студент.

– Как бы то ни было, но я нахожу, что для молодого автора больше всего полезна именно та критика, которая кажется ему наименее желанной, – отвечал мистер Прингл. – Поэтому исполните, пожалуйста, мою просьбу.