Могила Лады находится в другом конце кладбища. Я и не знала, что она тоже здесь похоронена. Динар останавливается у памятника. Кладёт букет на надгробие и стоит какое-то время, опустив голову, словно рассматривает носы своих ботинок. Затем тянется к карману ветровки, достаёт сигареты, но, почему-то передумав, убирает их обратно. Мне интересно и в то же время странно наблюдать за ним в этот момент.

Проходит ещё несколько минут, а потом Асадов направляется на выход. Я смотрю ему вслед и, лишь когда он скрывается из виду, подхожу ближе. Останавливаюсь перед памятником и впиваюсь пальцами в холодный камень, чувствуя, как немеет душа. Оказывается, Динар приходил вовсе не к жене... С мраморного надгробия на меня смотрит улыбающаяся Карина. На фотографии у неё чуть прищурены глаза, но снимок отчётливо передаёт её эмоции и жизненный оптимизм, которым она всегда меня заряжала. В носу начинает щипать, а жжение в сердце стремительно нарастает, словно кто-то ведёт по нему острым лезвием. Не могу поверить, что она умерла. Этого просто не может быть. Долго смотрю на даты, которые выбиты на памятнике чуть пониже фотографии. Так вот почему она резко замолчала. Слёзы текут по щекам, а перед глазами, оживает картина нашей последней встречи, в ушах звучит звонкий, задорный голос Карины…

Судьба всё-таки снова догнала и сбила с ног. Меня штормит, а боль в груди такой силы, что душу выворачивает наизнанку.

Наташа

Не знаю, сколько проходит времени, но в реальность я возвращаюсь, когда слышу позади чьё-то шумное дыхание. Оборачиваюсь и вижу Динара. Давно он здесь? Мы словно поменялись местами, и теперь он в роли наблюдателя.

Я не могу пошевелиться, оглушённая болезненными воспоминаниями и чувством вины. Внутри словно образовалась воронка чудовищных размеров, и сейчас она затягивает в себя все попытки забыть о прошлом и начать новую жизнь.

Асадов медленно приближается, не сводя с моего лица напряжённого взгляда, и останавливается рядом. Дышит часто и глубоко, будто только что пробежал марафон.

— Она звонила мне... Первое время очень часто. — Мой голос дрожит, и я делаю паузу, чтобы продолжить. Трудно говорить. Сильно давит на грудь, и слёзы текут из глаз не переставая. — Но я ей не отвечала. И теперь никогда не смогу перезвонить. Такие молодые и красивые не должны уходить из жизни. Не должны... — Я ненадолго замолкаю. — Что случилось, Динар?

Дождь опять припускает. Асадов снимает с себя ветровку и накидывает мне на плечи.

— Хватит, Наташа. — Он протягивает руку, вытирает пальцами мокрые дорожки с лица и отдирает меня от памятника. — Карина не любила, когда рядом кто-то грустил. Сейчас пойдёт ливень и мы промокнем. Идём.

Я едва переставляю ноги и часто спотыкаюсь, когда иду по узкой дорожке. Позволяю Динару взять меня за локоть и вести. Ничего не вижу из-за пелены слёз. Почему я не отвечала Карине, когда была ей так необходима? Осознание, что больше никогда не услышу её голос, не узнаю, что она хотела сказать, бьёт по нервам с новой силой. Чем теперь залатать ещё одну дыру в сердце, которое и так похоже на сито?

— Тебя подвезти? — спрашивает Динар, когда мы оказываемся за пределами кладбища.

— Я на такси, — киваю в сторону белого седана, который меня ждёт. — Но ты так и не ответил, что случилось. Ты ведь расскажешь? — С надеждой смотрю в его лицо.

Динар воспринимает всё спокойнее, потому что уже пережил её смерть, а я только сейчас узнала, и внутри царит хаос. Границы обиды и боли, которую Асадов причинил мне в прошлом, сильно смазаны в этот момент. Понимаю, как опасно оставаться с ним наедине в таком состоянии, но хочу знать, что случилось с Кариной.

— Я всё равно это выясню, с твоей помощью или нет.

Эти слова действуют. Динар грустно и коротко усмехается — мол, опять всё по-прежнему, да, Наташа?

— Я расплачусь с водителем и отпущу машину. Садись. — Асадов открывает пассажирскую дверь своего внедорожника и ждёт, когда я заберусь внутрь.

Я стягиваю с себя его ветровку и глубоко вдыхаю знакомый запах. Им всё пропитано в салоне, и меня ещё сильнее накрывает тоской по тому, что когда-то было в моей жизни. Имей я возможность отмотать время назад и что-нибудь изменить, вряд ли бы стала это делать. Хотя нет, одну деталь всё же изменила бы: ответила бы на звонок Карины.

Динар возвращается через пару минут, садится за руль и поворачивается ко мне. Не торопится говорить, просто разглядывает моё лицо непроницаемыми глазами.

— Как плечо? — спрашивает он и тянется в бардачок за сигаретами.

Случайно задевает рукой моё колено, и я сильно вздрагиваю. Динар замирает на секунду и снова разглядывает меня.

— Нормально, — тихо отвечаю я, вжимаясь в дверь. — Почти зажило. Ты часто приходишь к ней?

Асадов приоткрывает окно и затягивается сигаретой, выпуская струю сизого дыма в окно.

— Нет. Редко. Зашёл на обратном пути к сторожу на пару слов. Игнатьич сказал, что приходила молодая блондинка, и мы разминулись в несколько минут. Я решил вернуться к могиле Карины и проверить кое-какие догадки.

— Какие?

— Показалось, что за мной кто-то наблюдает. Любишь подглядывать?

Оставляю вопрос без ответа и молчу какое-то время.

— Я обижалась на неё: думала, что она всё знала о твоём браке с Катиной и молчала. После той поездки в Австрию она как-то обмолвилась, что ты запретил ей разговаривать со мной о своём прошлом.

— Ты очень впечатлительная и принимаешь всё близко к сердцу, Наташа. Поэтому и запретил. О моём браке никому ничего не было известно. Я не афишировал эту новость. На тот момент, когда ты нашла бумаги у меня в кабинете, Карина ничего не знала.

— Ты так и не сказал, что с ней случилось.

Динар последний раз глубоко и шумно выдыхает. Выкидывает окурок в окно. Вижу, что ему трудно об этом говорить, но я хочу услышать правду.

— Карине было чуть больше тридцати, когда её жизнь прервалась. В самом расцвете сил, — Он отворачивается и смотрит перед собой отрешённым взглядом. — Хоронили в свадебном платье. Она ведь никогда не была замужем. Её сестра плакала, как безумная, в могилу за ней лезла, потом в обморок упала... — Его голос такой безжизненный в этот момент, что по телу ползут мурашки. — Марина желала мне смерти и кричала проклятия в мой адрес.

На мгновение я представляю картину, которую описывает Динар, и все внутренности сковывает льдом. Он поворачивает голову, и наши глаза встречаются.

— Это я виноват в её смерти.

Взгляд и голос, которым он произносит эти слова, теперь будут преследовать меня во снах.

— И моя вина перед ней в разы сильнее, чем несколько неотвеченных звонков. Я не готов говорить о подробностях, мне до сих пор тяжело об этом вспоминать. Не стоит это всё ворошить, Наташа. И выяснять ничего не нужно. Ты живёшь своей жизнью, у тебя отношения с Ракитиным. Между нами всё давно в прошлом. Пусть так и останется.