Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Итальянец отмерял ленту для доны Синьи. Он боялся даже взглянуть на Жозе Амаро, так его испугали слова мастера. Имя Антонио Силвино внушало торговцу ужас. Как-то раз, когда он ехал по лесу Роло, его со всех сторон окружили люди из шайки Силвино. Кангасейро велели ему открыть чемоданы и отобрали все кольца из американского золота. Правда, ему заплатили, но он сильно перепугался. Капитан отозвал Итальянца в сторону и спросил, не встречал ли он по дороге полицейских. Это был белый человек, красивый, с черными усами. Он прикрикнул на торговца, грозя поколотить его, если тот не расскажет ему все, что знает о Маурисио. И теперь слова мастера произвели на Паскоала такое сильное впечатление, что он тут же принялся упаковывать свои чемоданы. Жена шорника расплатилась, и торговец совсем уже было собрался ехать, как вдруг на дороге появился старый негр Жозе Пассариньо; он, как всегда, был пьян.
— Добрый день, люди божьи. — И, обернувшись к мастеру, добавил: — Значит, мастер Зе, вы набиваете брюхо этому гринго[19]?
Итальянец рассвирепел:
— Заткнись, свинья.
— Свинья это твоя мать, сукин ты сын. — И пригрозил: — Смотри, за меня отомстит капитан Антонио Силвино. Недаром поговаривают, что ты выдаешь его людей полиции.
— Ах ты, негр паршивый!
— Смотри, как расхрабрился!
Итальянец схватил палку и хотел наброситься на старика.
— Сеньор Паскоал, что вы распетушились! Стоит ли обращать внимание на Пассариньо?
Навьюченная лошадь уже выходила на дорогу, когда мастер Жозе Амаро крикнул вслед торговцу:
— Если встретите капитана, передайте, что я голосую за него.
Жозе Пассариньо сел на землю. Глаза у него были красные, грязные лохмотья едва прикрывали тело, ноги распухли.
— Мастер Зе, дело в Пиларе разгорается. Сеу Виторино вчера ездил туда в сопровождении полицейского. Говорят, что судья собирается посадить Кинку Наполеона за решетку из-за того, что старику проломили голову. Ну и храбр этот сумасшедший старикан! У ворот тюрьмы он во всеуслышание заявил, что будет теперь защищаться кинжалом. Он носит его с собой и всем показывает.
Мастер Жозе Амаро работал молча. Пассариньо выговорился и заснул тут же под сенью питомбейры. Осел подошел к негру, понюхал его голову и пошел дальше. Время от времени на дороге появлялись люди и кланялись мастеру. Негр лежал на спине и храпел. Мухи облепили его лицо и расстеленную на земле кожу. Из дома послышался плач дочери, мастер позвал жену и спросил, в чем дело.
— Бог мой, и ты еще спрашиваешь! Ведь ты сам только что накричал на нее без всякой причины!
— Да что я, трогал ее? Ну скажи мне, жена, трогал я эту дуру?
Старая Синья ничего не ответила и ушла. Спустя некоторое время она позвала его:
— Зека, иди есть.
Близился вечер. Мастер слушал, как на карнизе заливается канарейка. Кругом все дышало спокойствием: и солнце, и легкий ветерок, и листья питомбейры, едва колыхавшиеся на ветру. Негр Пассариньо храпел. Неожиданно на понуро бредущей кляче появился капитан Виторино Карнейро да Кунья.
— Добрый день, кум.
— Передохните у нас немного, кум Виторино?
— Мне некогда. Как идет работа?
— Да все так же. Можете привязать лошадь, кум.
Никогда раньше Жозе Амаро не был так любезен с капитаном Виторино. Виторино подошел к навесу и уселся на табурет. На лбу у него был виден еще не заживший шрам. Правый глаз припух и покраснел.
— Вот так-то, сеу мастер, — заговорил Виторино, — проклятые кабры не выносят меня. Кинка Наполеон думал, что я испугаюсь, и велел всыпать мне. А тот подлец, который начал со мной драку, слыл в сертанах храбрецом. Но я повалил негодяя вот этими самыми руками и еще отвесил ему оплеуху. Виторино Карнейро да Кунья на удар отвечает ударом. Они сильно ошибаются во мне. Сеньор Самуэл возбудил уголовное дело. Но я ему сказал: «Сеньор судья, оставьте все это. Такой человек, как я, и без закона добьется, чтобы его уважали». Но он уперся на своем. А Кинка Наполеон уже подсылал ко мне эту собаку Маноэла Феррейру де Серинья, он хочет, чтобы я отказался от иска. Я сказал Маноэлу Феррейре: «Я знал вашего отца, сеу Маноэл Феррейра, он был человеком слова: говорил всем, что никому не платит, и действительно никогда не оплачивал счета». Феррейра хотел надерзить мне, но у него этот номер не вышел. Я тут же выложил ему все, что думал. Вы ведь знаете, кум, Виторино Карнейро да Кунья за словом в карман не полезет. И я ему сказал: «Маноэл Феррейра, передайте Кинке Наполеону, что я не ворую земли. У меня сын — моряк, и вот он, кинжал, которым я вспорю брюхо проклятому кабре».
Мастер Жозе Амаро молча слушал капитана Виторино. Он перестал работать и думал, что старик очень похож на большого ребенка, на неугомонного мальчишку. В глубине души он им восхищался. Виторино говорил все, что думал. Все, что накипело у него на душе, он высказывал помещикам прямо в лицо; он кричал об этом повсюду, никого не боясь.
— Вам здорово досталось, кум?
— Да нет. Рана пустяковая. Вот крови вытекло порядочно. Моя старуха так испугалась, что хотела отвезти меня к доктору Шико в Итамбэ. Но я ей сказал: «Послушай, старая, если ты хочешь моей смерти, то лучше прикончи меня здесь. Я этому доктору Шико в руки не дамся!»
Из окна выглянула старая Синья.
— Добрый день, кум Виторино; как поживает кума Адриана?
— Здравствуйте, кума Синья. Со старухой что-то неладно. Теперь она принялась плакать из-за сына. Это началось после моей драки там, в Пиларе.
— Вас побили, кум?
— Еще чего, дона Синья! Кто это посмеет побить Виторино Карнейро да Кунья! Еще не родился такой человек. — Глаза его округлились, и он встал, сжав кулаки. — Вы меня еще не знаете, дона Синья. Я сам могу за себя постоять. Эти негодяи еще узнают меня. — И он вытащил кинжал. — Я ношу эту штуку с собой, чтобы всадить ее в брюхо проклятому кабре, а не затем, чтобы ногти чистить.
— Да успокойтесь, кум, Синья сама не знает, что говорит. Женщина — что с нее взять!
Жозе Пассариньо поднял голову. Он еще не очухался. Его красные глаза уставились на старого Виторино. Он с трудом сообразил, кто перед ним.
— Это капитан Виторино?
— Заткни свою пасть, пьяная рожа!
— Капитан, не обижайте