— А ты, конечно, согласился? — прищурился Колька.

— Я же тебя предупредил! — виновато потупился Витька. — И еще они сказали, что если я тебя не приведу, то они меня побьют.

— То есть, как я понял, ты должен меня привести в засаду, так? И ради того, чтоб самому по шее не получить, ты решил меня подставить?

— Я же предупредил… — еще раз проныл Витька.

— Ладно, — презрительно бросил Колька, в очередной раз уповая на помощь Великих Духов, — сделай все, как они велели. Сами же плакать будут! Точнее, визжать, как поросята!

— Короче, — немного приободрился Витька, — я должен часов в восемь вечера привести тебя к этим самым кустам и идти с тобой к роще, которая у кладбища. Соврать должен был, дескать, на кладбище клад зарыт, ну или еще что-то такое… А где они нападут — не сказали…

— Приходи в восемь, — сказал Колька. — Пойдем разбираться…

Витька торопливо убежал, а Колька поспешил домой. Надо сказать, боевой пыл у него малость поостыл. Духи, конечно, Великие, но против Сашки и Тольки из девятого класса да еще и Пашки, который им немногим уступает, драться одному страшновато. Ясно, что Витька, едва начнется мордобой, удерет, как Быстроногий Олень, — и это в лучшем случае. А в худшем, так он еще и поможет большим колотить Кольку. Митька тоже не помощник. А больше у Кольки в деревне друзей нет. Никто ему помогать не станет… Можно, конечно, дедушке пожаловаться, но что из этого выйдет, неизвестно. Если эти девятиклассники, Сашка и Толька, настоящая шпана — они и дедушку не побоятся. Нет уж, лучше надеяться на Духов. Они уже помогали, дело проверенное… И потом, до восьми вечера еще долго. Может, прибежит Витька и донесет, что Пашка с приятелями отменили свою «операцию»?

Когда бабушка Клаша накрыла на стол, и дед Василий с Колькой сели обедать, то внуку сразу стало ясно, что беседу про Жуть Подводную придется перенести на потом. Как только Колька задал вопрос насчет того, в каком году дед видел Жуть, бабушка проворчала:

— Нечего об этом за столом болтать, аппетит портить! Нечисть всякую поминать — беды не миновать.

— После поговорим, — заговорщицки подмигнул Кольке дедушка. — Не будем бабку волновать…

В общем, обедать пришлось, следуя известному правилу: «Когда я ем, я глух и нем». Кольке так не терпелось дослушать историю, откуда Жуть Подводная взялась, что он не то что ел, а прямо-таки метал пищу в рот. Однако, даже когда обед завершился, начать разговор с дедом удалось не сразу. Только дед уселся на лавочку у калитки, как на улице затарахтело, забрякало, и к дому подкатил маленький трактор «Беларусь» с подвешенной к нему сенокосилкой. Тракторист заглушил мотор и поприветствовал дедушку:

— Василий Михалыч, доброго здоровьичка!

— И тебе того же, Петя!

— Дело у меня, Михалыч, — озабоченно произнес этот самый Петя, который был, пожалуй, постарше Колькиного папы. — У меня на дворе поросенок какой-то приблудился. Всех на нашем конце деревни объехал — у всех все на месте. Ты своих не глянешь, может, это у тебя какой-то сбежал?

— А что, огород потравил, поросенок-то? — поинтересовался дед.

— Да вроде нет, — пожал плечами Петр, — приезжаю с поля на обед, а он у крыльца стоит да верещит. Маленький такой, килограмм на десять всего.

— У-у, — помотал головой дед Василий, — это уж точно не мой. Мои покрупнее будут. Ну, пойдем, глянем для очистки совести…

Дед с трактористом ушли в хлев, посмотрели, убедились, что все дедовы поросята на месте, и вернулись.

— Ну, извини за беспокойство, Михалыч, — развел руками Петр, — еще прокачусь малость, поищу хозяев. Неудобно себе брать, покуда всех не объеду…

— Это правильно, — похвалил дед Василий, — может, сейчас какой хозяин, высунув язык бегает, поросенка ищет. А народ сейчас такой пошел — упрет и не перекрестится!

Тракторист уселся в свою «Беларусь» и покатил дальше, брякая косилкой.

— И то ладно, что хоть не наш, — облегченно вздохнул дед, — а то изроет кому огород — сраму не оберешься.

Вот только после этого Василий Михайлович обратился к Кольке:

— Так до какого места я тебе прошлый раз досказал?

— По-моему, до того, как промышленник этот новгородский нарушил клятву… А потом еще в третий раз на наше озеро приехал.

— Так. Значит, про то, что ему во сне приснилась девица неописуемой красоты в черных монашеских одеждах, я говорил?

— Ага. И про то, как она потребовала, чтоб промышленник не позже следующего полудня уехал со своей дружиной…

— Ясно. Насчет того, что у него, промышленника этого, с утра рыба в сеть пошла косяками и птицы стаями под стрелы полетели, говорил?

— Да, и про то, что промышленник опять про все забыл от жадности и остался на озере до полудня. Вот на этом месте, кажется, ты и закончил рассказывать.

— Понял. Значит, так. Ровно в полдень, когда солнце выше всего стоять должно, небо вдруг черным стало, а солнце вовсе исчезло. Все эти самые рыбаки-охотники бросили свои снасти, пали на колени, где кто стоял, и принялись Бога молить о спасении душ своих — подумали, будто свету конец пришел. А посреди озера вода заклокотала, забурлила и в одночасье вырос пустой остров из каменьев да голой земли. Потом, посреди того острова пламя из-под земли вырвалось, потом — фонтан горячей воды ударил, а под конец вихрь воздушный закружился. И вся дружина промышленника тут и погибла: кого камнями да землей подавило и схоронило заживо, кто в пламени сгорел без остатка, кто в кипятке сварился, а кого вихрем воздушным на клоки разорвало. А главный промышленник, увидев, что с его людьми сталось, прочь побежал от озера в темень, во мрак, да упал в глубокую яму и пропороло его корявым колом. Но сразу он не умер. Стали в ту яму падать горящие головни и жечь его самым нестерпимым образом. А после еще со дна ямы соленая вода полилась, и все его раны саднить стали. Наконец обрушилась в яму земля, но завалило промышленника только по горло. Он слова произнести не может, мыслями Бога о смерти молит, но не идет к нему смерть — и баста. Однако когда муки его совсем нестерпимыми стали, явилась к нему все та же девица в черном и сказала, горько плача: «Не послушался ты меня, не сдержал слова, оттого и сам на муки попал, и меня во грех ввел! Соблазнили тебя демоны, одурманили жадностью, разума лишили. Я — хозяйка этого озера и лесов окрестных, и зверя пушного, и рыбы, и птицы. И велено мне свыше оберегать все это от разорения да истребления, не дозволять рыбакам-охотникам сверх меры богатства эти тратить. Предупреждать их, чтоб останавливались вовремя, а ежели ослушаются, то наказывать их, но тоже меры не превышая. Ты же меня трижды ослушался и в великую ярость ввел, от которой я разум потеряла и все силы Зла призвала, чтоб тебя и людей твоих покарать. Тебя учила меру знать, а сама же меру и превысила. Вырвались из Ада демоны да и накуролесили, и жизни людей твоих погубили, и души их в Преисподнюю унесли, и за то на мне вина великая. Обречена я теперь жить в озере, в облике чудища, Жути Подводной на многие века, и сторожить остров новоявленный, чтоб с него демоны на белый свет не вырвались. Тебе же иное положено. Душе твоей велено будет между небом и землей пребывать, а тело здесь, в лесу, лежать будет…