Барни сел, а потом, по сигналу техника, лег на спину и всплыл, ощущая, как гель начинает действовать на тело, притупляя чувствительность.

Ha долю секунды, пока разум приспосабливался к новой ситуации, Барни потерял ориентацию, а потом вдруг понял, что не лежит, а стоит. Его с самого начала удивляло это перемещение перспективы с горизонтальной на вертикальную.

Сначала он был полностью слеп, но вот зрение вернулось. Многообразие цветов и солнечного света просто ошеломляли. Реальность окружающего мира, полная правдоподобность его собственного пребывания в нем вызывали благоговейный трепет. Он непроизвольно поднял руку к лицу, ощупал его контуры и, пораженный, стал озираться.

Прежде он не бывал на этом сайте. Барни стоял в саду рядом с привольно раскинувшейся виллой, посреди зеленого, окаймленного цветами газона. На абсолютно синем небе сверкало солнце, а воздух наполняли цветочные ароматы.

Барни наклонил голову и оглядел более юную версию своего тела, которую запрограммировал для него Лью.

А затем, в отчаянии и надежде, стал искать взглядом ее, С бьющимся сердцем он двинулся к увитой цветами беседке в самом конце газона.

Многое из того, чем он здесь занимался с Лью и его командой, не давало ему покоя. Удастся ли ему психологически адаптироваться к этому? Верен ли он Эстелле или это все-таки какая-то форма измены?

Скамья в беседке оказалась пуста. Он разочаровано отвернулся и тут… увидел ее.

Сердце пропустило такт и заколотилось с удвоенной силой. Голова закружилась. Барни протянул руку, открыл рот, но слова застряли в горле.

Она шла к нему по газону и улыбалась… а он мог лишь молчать и смотреть.

– Вот ты где, Барни, – проговорила Эстела. – А я-тск хожу, ищу тебя. Правда, здесь красиво?

Барни кивнул.

– Красиво, – пробормотал он, словно во сне. – Красиво.

Когда Барни передавал Лью видеозаписи своей жены, магнитофонные кассеты с ее пением, фотографии, собранные за множество лет, даже кое-что из одежды и духи, с которыми так и не смог расстаться, он не рассчитывал, что она будет настолько похожей на оригинал, настолько убедительной.

– Как я рада видеть тебя, Барни, – продолжала Эстел-ла. – Ты хорошо выглядишь.

От звука ее голоса у него на глазах выступили слезы. Это действительно была Эстелла, такой он ее и помнил. Здесь ей было около сорока – самый расцвет. Стройная светловолосая женщина с улыбчивым загорелым лицом, слегка тронутым морщинами, которые приносит жизненный опыт, но это лишь увеличивало ее обаяние.

Прежде он беспокоился, что ее вид может вернуть всю боль понесенной им утраты, но реальность была такова, что даже зная о технологическом происхождении стоящей перед ним Эстеллы, он мог чувствовать одну лишь радость оттого, что теперь она существует не только в его памяти.

И он стал просить жену – где уж она сейчас пребывает? – простить ему эту слабость.

Барни протянул руку и вдруг заколебался. Не может быть, чтобы она оказалась такой же теплой и живой, как настоящая Эстелла. Он боялся коснуться ее руки, уже протянувшейся ему навстречу, боялся, что иллюзия разлетится вдребезги, оставив ему только страдание.

А потом она взяла его руку обеими ладонями, обхватила ее, притянула к себе, и Барни ощутил тепло и силу ее пальцев.

– Пойдем в дом, Барни, – мягко проговорила Эстелла. – Мне так много надо тебе показать.

И Барни обнял ее за плечи и пошел с нею к вилле. Душа его пела.

Встреча с Киа в джунглях “Пены”… Оплавленные консоли… Ужас, который он испытал, потеряв ориентацию в темной комнате… Погоня в переулке, потом на крыше… Человек с изменяющимся лицом!

Холлидей лежал на спине и, мигая, смотрел в яркое синее небо.

Сначала он вообще не мог вспомнить, что произошло этим вечером, но потом воспоминания словно вломились ему в мозг. Он перебирал обрывки впечатлений о вечерних событиях – все вроде бы было логично, имело смысл, ну по крайней мере до какой-то степени. Но лишь до встречи с латиноамериканцем. Мысль о нем подняла в душе остатки пережитого ночью страха, которые осели на самом дне сознания.

Последнее, что он помнил до того, как потерял сознание, была уверенность, что либо мороз, либо потеря крови непременно его убьют. Ну что же, оказывается, он выжил, не истек кровью, не замерз: мусорные мешки, кучами лежащие вокруг него, уберегли тело от самого страшного ночного холода.

Холлидей попробовал шевельнуть руками – просто для эксперимента. Сначала поднял правую, затем левую. Вроде бы действуют. И боли нет. Попытался согнуть ноги – они тоже работали, как обычно. Он сел, точнее, хотел сесть, но тут же пожалел об этом: в голове будто взорвался тугой шар боли.

Холлидей поднял руку и коснулся левого виска – пальцы стали липкими от свернувшейся крови.

Тогда он с величайшей осторожностью перевернулся на рок, потом на живот и лишь из этой позиции встал на четвереньки. Опустив голову и закрыв глаза, Холлидей подождал, пока хоть чуть-чуть уймется боль, затем глубоко вздохнул и медленно поднялся на ноги. Переулок ходуном ходил перед глазами, но боль, как ни странно, утихла. Она по-прежнему была здесь, тупая и неотступная, но все же не та разрывающая голову мигрень.

Солнце высоко стояло в чистом, без единого облачка небе. Холлидей взглянул на часы. Почти полдень. Он вспомнил о просьбе Ким к десяти быть дома. Достанется же ему, когда он вернется. В гневе Ким просто ужасна.

Интересно, примет ли она во внимание его оправдания?

Холлидей опять вспомнил о латиносе. Неужели тот решил, что падение должно непременно убить сыщика, и даже не стал проверять? А может, он и сам потерял сознание? Холлидей помнил, как ударил противника по лицу рукоятью пистолета. Парень умудрился подняться и кинуться на него еще раз, но на ногах он стоял уже нетвердо. Кто знает, может, именно сейчас он очнулся на крыше и готовится к дальнейшим действиям? Эта мысль заставила Холлидея прибавить шагу и поскорее свернуть из переулка на площадь, где он прошлым вечером оставил “форд”.

Пока он, повернув за угол, шел вдоль многоэтажных домов, в одном из которых жила Сисси Найджерия, одна часть его существа рвалась закончить начатую работу, пересмотреть вещи Найджерии в поисках любых улик, которые могли бы указать на причины ее исчезновения, уничтожения компьютеров, нападения латиноса и его настойчивого преследования. Другая же, охваченная ужасом часть души желала лишь одного: оказаться как можно дальше от места нападения и никогда не касаться этой тайны. Позже, решил он. Сначала надо все обсудить с Барни и, возможно, с Джеффом Симмонсом из департамента. Тогда он скорее всего вернется и закончит расследование.

Мысль о латиносе заставила его потянуться к пистолету. Кобура оказалась пуста. Холлидей помнил, как стукнул бандита рукояткой, но что случилось с оружием потом, он не имел ни малейшего понятия. Оно все еще может находиться на крыше… или в переулке… Сыщик почти решился вернуться и поискать, но инстинктивный страх одолел этот порыв. В самом деле, что такое пистолет по сравнению с безопасностью? У Барни целый арсенал этого барахла.