Натали встрепенулась. На лице её отражается нечто двоякое. Ей, конечно, нужно знать о Дантесе. Его нездоровье волнует её. Однако, в последнее время в душевном состоянии её появилась тяжесть, как перед грозой. Она не поймёт ещё, отчего это. Душевную смуту поведением и взглядами поселил в ней старый Геккерен. Вот и теперь в глазах у неё больше страха и тревоги, чем кокетливого любопытства. Вместо оригинального ума у неё развит тонко женский инстинкт. И она не может не чувствовать, что нервное поле, в котором, как атомы вращаются люди, касающиеся её, напряженно до остроты разряда…

У женщин, в том числе и у Натальи Николаевны в руках, во время танцев тоже, носовой платок и веер. Может быть, и маленький флакончик духов. Мужчин — танцоров в комнате больше, чем женщин…

С тех пор, как объявили о Геккерене, в поведении Пушкиной определилась тайная тревога. Барон требовательно ищет её взгляда, она пока избегает его… Однако, нынешний разговор неизбежен, и вот Луи де Геккерен уже идёт приглашать Натали на танец.

— Добрый день, мадам, — говорит он по-французски, — я привёз вам привет от моего сына.

Натали вспыхивает, говорит тихо.

— Благодарю вас, надеюсь он поправляется?

— Вашими молитвами, Наталья Николаевна, — переходит барон на русский. Он грассирует, акцент его изящен.

— Вашими молитвами, Наталья Николаевна. Однако сегодня я не о молитвах буду с вами говорить. Здоровью моего сына надо иное от вас…

— Я вас не понимаю.

— Понимаете, Наталья Николаевна. Я сегодня намерен быть с вами откровеннее… Ваше всегдашнее поведение даёт мне право…

Голос его становится с наглецой. В глазах презрение, смешанное с жестокостью. Ревнивая ненависть готова прорваться…

— Вы замужняя женщина и ваше поведение таково, как будто муж не даёт вам удовлетворения, как мужчина… Я другим вашего отношения к моему сыну объяснить не могу…

Натали в ужасе. Лицо её искажено. Она прикрывает его веером. Сцена, однако, выходит за рамки приличий. На них оглядываются танцующие. Лорнируют, сидящие у стен…

— Господи, как смеете вы… Мне дурно… Я устала… Оставьте меня…

— Не делайте неприличных движений. На нас смотрят. Сейчас я оставлю вас. Но я намерен добиться сегодня конкретности. Не знаю, насколько любит вас мой сын… Но та истома, которую вы поселили в нём, она его с ума сведёт. Мы взрослые люди и понимаем, о чем речь. Он объявил, мне сегодня, что только потому и болен…Ему нужна близость с Вами… Решительная… Вы понимаете?..

Натали задыхается. Геккерен, как ловкий кавалер, именно в это время оказывается у стула Натальи Николаевны, по виду заботливо усаживает её. Сам удаляется к мужчинам.

Натали не танцует больше. Тревога и растерянность её видна в том, как часто близоруко щурит она свои глаза в сторону, куда исчез барон. Вид её беспомощен и жалок, пока она кое-как не овладевает собой. Трудно быть благоразумной в двадцать четыре года…

Геккерен появляется около Натали ещё раз уже перед разъездом. Она пытается быть решительной. Отказывает ему от танца. Он увлекает её почти насильно. Крепко сжимает её руки, впрочем, так, чтобы это не было заметно для окружающих.

— Что вы делаете, — лепечет та, — мне больно!

— Я не всё сказал вам, — тихо, но с последовательной угрозой говорит барон, — через пару дней вам будет гораздо больнее. Если вы, конечно, не решитесь на ту малость, которую требует логика тех отношений, которые вы избрали с моим сыном…

— Не понимаю. Возможно, ваш сын придает этим отношениям большее значение, чем…

— У этих отношений, в какой бы стране они не происходили, — переходит барон на французский, — имя одно — адьюлтер, связь самая низменная… Если вы думаете, что сохранили честь только потому, что до сих пор не отдались Жоржу, вы ошибаетесь. Вы изменяете мужу душой, а это гораздо позорнее, чем изменять телом. Это скажет вам и ваш Господь, мнением которого вы так дорожите…

— Барон, вы вынуждаете меня прибегнуть к защите мужа, — не совсем уверенно сопротивляется Натали, — я сделала ошибку. Муж меня может винить в глупости, но не в бесчестьи…

— А я вам говорю, что от вашей части через два дня и следа не останется. Скоро в свете взорвётся такая бомба, которая уничтожит вас, а мужа отвратит от вас. Тогда за честь почтёте вы пойти в содержанки к моему сыну… Вот какова будет честь ваша…

Весь этот кошмар так не похож на всё, что с Натали происходило до сих пор. Как бы ни развивались события дальше, падение её уже произошло. Ни с одной из тех женщин, чьи весёлые и благополучные лица мелькают вокруг, никто никогда не осмелился бы так говорить, как говорят теперь с ней. Это можно из всех только с ней. Вообразить большего бесчестья невозможно, а главное, она знает, что заслужила этого сама. Весь ужас паденья в том, что этот мерзкий и страшный старик имеет право так говорить с ней… Ей бы самой давно пора было прервать этот разговор резкою фразой, молнией в глазах, тихой решительной злобой в голосе, однако власть угрозы, вставшей со всей нестерпимой реальностью, не даёт ей ни гнева, ни силы оторваться от оглушающего полушёпота, который засасывает её, лишает движения, как болотная жижа…

— Через два дня, не позже, запомните это. Ваш муж будет ославлен в свете рогоносцем, — опутывает её словесной ужасною паутиной мерзкий старик, и у неё уже нет воли отвлечься от этой убийственной болтовни. Старик сладострастен и упоен своей властью над потерявшейся женской душою.

— Свет поверит в это. Свет такая скотина, которой нравится кушать всякого рода мерзости. А главное — и муж ваш поверит, что он с рогами. Вы много потрудились, чтобы подготовить его… За нами остаётся совсем маленькое дело — послать по почте, например, диплом почётного рогоносца. Он уже заслужил его…

Царское село. 2 ноября 1836 года. Дом полковника Полетики.

В этот день Пушкин в первый раз читал своим друзьям отрывки из «Капитанской дочки». В доме Вяземских. Натали волновалась в этот день другим. С утра она собиралась к подруге своей, дальней родственнице Пушкиных Идалии Полетика, жене кавалергардского полковника. Имя Идалии зловеще в истории пушкинской семейной жизни. Тут несколько догадок, которые объясняют, что же руководило её поведением. Она была любовницей Петра Ланского, пока флигель-адьютанта в кавалергардском полку, позже генерал-адьютанта, командира лейб-гвардии Конного полка, за которого после семи лет вдовства вышла замуж Пушкина. Идалия Полетика, якобы, была заинтересована в романе Дантеса и Натали, поскольку уже тогда чувствовала в ней соперницу себе. Как бы там ни было, а именно Идалия Полетика