Зинта вытащила из ножен кинжал Тавше. Венчавший его рукоять зашлифованный камень оставался тусклым, как заиндевелое стекло в пасмурный день: демонов, упырей, неприкаянных утопленников, злокозненных представителей волшебного народца поблизости не было. Кто бы ни одержал верх над Шуппи-Труппи, он уже далеко отсюда.

Сцепив пальцы в замок на рукоятке, лекарка подняла кинжал над головой, острием к небосводу, затянутому пеленой перистых облаков, и произнесла ритуальную фразу:

– Тавше, силы твоей прошу!

Без божественной помощи не управиться. Пациент в беспамятстве и в любой момент может безвозвратно уйти в серые пределы Акетиса. Раны закрылись, скоро от них следа не останется, но он потерял слишком много крови – достаточно оглядеться вокруг, чтобы в этом убедиться. Кровь Шуппи-Труппи, тоже щедро забрызгавшая и гальку, и дощатую стенку сарая, больше похожа на иззелена-черную слизь, с человеческой не спутаешь. Вдобавок ожог непонятной природы… Выживет ли парень – надвое, но даже в бессознательном состоянии он продолжал бороться за жизнь, словно пытался плыть против мощного течения, которое норовило утащить его туда, откуда нет пути назад.

Просьба лекарки была услышана, и по ее жилам хлынула сверкающая целительная сила. На мгновение Зинта почувствовала себя почти всемогущей, но она знала, что это ненадолго и без отката не обойдется. Не в первый раз.

Прежде всего она ускорила кроветворные процессы. Потом уничтожила заразу, проникшую внутрь, – то, что раны затянулись, не спасало от невидимой невооруженным глазом болезнетворной мелюзги, которая могла вызвать воспаление телесных тканей. После этого Зинта удалила с обожженной кожи ошметки рубашки, которая вместо того, чтобы обратиться в пепел, противоестественно уподобилась то ли расплавленному черному воску, то ли тягучему клею.

Остаток сил она потратила на лечение ожога. Довести процесс до конца не удалось, хоть она и старалась использовать дар Тавше по максимуму.

Перебинтовав пациенту плечо и руку, уложила его на расстеленный плащ, хорошенько укрыла. Он так и не очнулся и по-прежнему был смертельно бледен, но дыхание выровнялось, сердце больше не замирало, словно музыкальная шкатулка, у которой кончается завод.

Лет семнадцать-восемнадцать, не старше. Кожа не то чтобы смуглая, но загорелая – видно, что много времени проводил на солнце. Южанин. Ясно, что волосы выкрашены, у корней цвет другой. Должно быть, что-то ритуальное – о дальних странах Зинта читала всякое, каких только экзотических обычаев там не бывает.

После призыва божественной силы она чувствовала себя скверно. В глазах темнело, руки дрожали – не ровен час, лекарка свалится рядом с пациентом. Еще и есть хотелось до голодных спазмов, тем более что она сегодня даже не завтракала.

Не завалялся ли у него в кармане какой-нибудь сухарь? Вряд ли спасенный обидится… Завалящего сухаря там не было, зато нашлась небольшая продолговатая плитка в обертке из коричнево-золотой фольги, слегка испачканная кровью. Непонятные значки: вроде бы текст на чужом языке, но письменность абсолютно незнакомая, Зинта никогда не видела ничего подобного.

Манящий сладковато-горьковато-пряный аромат. Что бы это ни было, оно съедобно.

Второпях развернув фольгу, она мигом съела содержимое. До чего же вкусно! И что-то напоминает цветом и запахом…

Зинта содрогнулась, когда поняла, на что это похоже. На шоколад. Чтец-просветитель из Отдела Добромыслия однажды приносил и показывал запрещенную сласть, которую ни в коем случае нельзя пробовать, потому что это шаг к индивидуализму, а также неправильное удовольствие и потакание тем порочным наклонностям, которые надо в себе изживать.

Зинта Граско только что стала поедательницей шоколада, но свидетелей тому не было, кроме морских чаек и мертвой головы Шуппи-Труппи.

Она уже отправила мыслевесть в ближайшую лечебницу, оттуда за ними должны прислать повозку. Еще не хватало, чтобы ее застукали на недозволенном… С трудом поднявшись, Зинта добрела до пенной полосы прибоя, опустилась на колени и прополоскала рот соленой морской водой, иначе кто-нибудь может учуять запах шоколада, и тогда ничего хорошего не жди. Рукава намокли. Обертку из фольги она закопала в песок и набросала сверху гальки. Теперь никто не узнает о том, что она совершила преступление.

Покончив с уничтожением улик, Зинта обессиленно уселась на землю. После плитки шоколада она почувствовала себя лучше, но голова по-прежнему кружилась. Выстланное облачным пухом небо приобрело темно-розовый оттенок, солнце готовилось погрузиться в воды Западного океана. Пронзительно кричали чайки, остро и тоскливо пахло морем. Ей хотелось вернуться в Апну.

– Вот чем убили Фрелдона.

Орудие выглядело несерьезно: хрупкий костяной ножик для разрезания бумаги, склеенный из нескольких кусочков. На тусклой коричневатой поверхности еле видной паутинкой проступают трещины. Отдельные части подогнаны кое-как, словно неумелый ребенок смастерил игрушку.

Орвехт поднял взгляд на старшего коллегу Шеро, и тот слегка кивнул, в его усталых глазах со скошенными веками мелькнуло поощрительное выражение: действуй, чего уж там.

Маг осторожно прикоснулся к ножу кончиками пальцев. Непонятно, чьи останки. Не человеческие, но вроде бы и не звериные. Хранят отголосок… Чего – ненависти, тоски, лютого протеста? Да, что-то в этом роде присутствует: чувства, которые существо испытывало перед тем, как умереть. Едва ощутимый магический фон.

Эта штука напоминала Суно опустевший флакон, из которого вылили содержимое. Магия выплеснулась наружу в тот момент, когда убийца нанес удар. Один-единственный удар по руке, тоже смехотворно несерьезный – но проницательный балагур Джамо Фрелдон от этого умер. И если при жизни он был толстяком, то мертвый напоминал скрюченную ссохшуюся мумию, хотя нашли его всего лишь несколько часов спустя.

Ни дать ни взять жертва скандально известного мага-мошенника Чавдо Мулмонга, чья метода «избавляет от низменной пищевой зависимости и дарует истинно аристократическое изящество». Но Мулмонг, за свои аферы приговоренный судом Светлейшей Ложи к бессрочному – разумеется, бессрочному, какому же еще! – заточению в Накопитель, сбежал из Ларвезы, да и не справиться бы ему с таким противником, как Джамо Фрелдон.

– Убийцу нашли?

– Пока нет. Ты его найдешь. Коллегам-землеведам удалось определить, что сей артефакт в недавнее время прибыл в Аленду из Мезры. Возможно, убийца – мезриец, а возможно, и нет. Ну, да здесь уже твой огород начинается, сам разберешься.

Суно медленно кивнул. Разговор происходил в кабинете Шеро, при затворенных дверях. Пахло горячим шоколадом, старой потертой кожей книжных переплетов, птичьими чучелами, тайнами, карандашами из ароматной древесины. Сквозь узкие старинные окна лился солнечный свет, превращая повисшие в застоявшемся воздухе пылинки в чистое золото. Никто из непосвященных не мог бы подслушать, о чем беседуют два не последних мага Светлейшей Ложи, и сделать ненужные выводы.