… — Вы готовы послушать меня, Стив Малкольм? — спросил Мартенсон восемь часов назад.

— Я готов, но предупреждаю сразу, чтобы у вас не возникало иллюзий: ваши претензии я считаю инсинуациями, а ваши выходки — аферой. Вы ничего не докажете против меня, Мартенсон. Перечисленные вами преступления совершал не я… О налоговых махинациях, если таковые были, — я, например, не имею понятия… Финансами занимался только финдиректор Праччи.

— Тогда зачем вы говорите мне это все, вы, серьезный человек? Просто бросьте трубку и заявите о шантаже в полицию. А еще лучше — в ФБР. Чтобы вы не осыпали меня больше ложью, мы вот как поступим… Сейчас я отключу связь и, если через минуту не раздастся звонок от вас, я отправляю бумаги федеральным агентам и судебным исполнителям.

И Мартынов, к величайшему изумлению Сандры, отключил связь и бросил трубку ей на колени.

— Если позвонит, не трогай трубку, — приказал он. — Насчитаешь двенадцать звонков, и только тогда мне ее вернешь.

Так и случилось. Просчитав до двенадцати, девушка включила связь и быстро протянула телефон Мартынову.

— Вот так-то лучше, Стив, — похвалил тот. — Мы знаем друг друга пять лет, чего же дурака валять? Перейдем к главному. Ты мне кое-что должен.

— Я?! — взорвался Малкольм. — Интересно, что?!

— Свои тревоги и волнения я оцениваю в десять миллионов долларов. Раны от ножей, высокое давление, переживания, все это стоит таких денег. А потому хочу поговорить с тобой не по телефону, а тет-а-тет. Где мы можем встретиться?

После долгого раздумья Малкольм вдруг произнес странную фразу:

— Перезвони мне в девять вечера. Я назову место.

На этом разговор и закончился.

— Десять миллионов… — повторила Сандра. — Интересно было бы посмотреть на твои переживания ценою в такую сумму.

— Еще посмотришь, — заверил он ее, и они направились под мост.

На South Street он оставил машину и, широко размахнувшись, забросил ключи куда-то вниз.

— Она нам больше не пригодится? — с жалостью посмотрев на сияющий лаком «Бьюик», проворковала девушка.

— Эта машина уже в розыске. Банда Малкольма ищет ее, сбиваясь с ног.

— А она не покажет им дорогу к нам?

— Искать под Бруклинским мостом двоих нужных людей ночью, это как в Большом театре искать Волочкову.

— Кто такая Volochkova?

— Это Монсеррат Кабалье, только в балете.

Она представила хозяйку этого имени и не поняла, при чем тут балет. Впрочем, ей было все равно. Ей было с ним интересно.

Следуя за Мартенсоном, Сандра заметила, как тот вынул из кармана трубку и, пропустив вперед нежелательного свидетеля разговора, устроился за ее спиной. До девушки доносились лишь обрывки фраз.

Русский несколько раз назвал какую-то женщину по имени — Masha, один раз сказал lyublyu и еще что-то, чего Сандра не разобрала, но догадалась по тому чувству, с каким слова произносились. Мартенсон объяснялся кому-то в любви.

Она улыбнулась грустной улыбкой. Этой Mashe крупно повезло в жизни…

И он снова звонил. На этот раз спокоен был и Малкольм. Он сообщил Мартенсону, что в офисе на 10-й авеню идет крупномасштабный обыск, что руководит им детектив Чески, и что договориться с ним, как выяснилось, нет никакой возможности. Придурок Кеннет и финдиректор Праччи оказались разговорчивыми малыми и чешут языком, не разбирая существа задаваемых им вопросов. Три четверти документов до прибытия детектива Праччи успел уничтожить, и это были документы, которые могли открыть полиции глаза на некоторые негативные моменты деятельности компании. Осталась недостойная внимания Чески мелочь. Что касается всех арестованных сотрудников, то они уже выпущены под залог. Некоторое упрямство проявляет окружной прокурор, с которым раньше можно было договориться проще, чем с садовником, и это вызывает беспокойство.

— Зачем вы мне все это рассказываете? — спросил Мартынов, накидывая пиджак на дрожащие плечи Сандры.

— Чтобы ты помнил, сынок, что у меня все не так плохо. После нашего разговора я сообразил, зачем ты появился в офисе. Признаться, сначала это вызвало у меня недоумение. А потом я сообразил и снова похвалил своего советника за блестящий ум. Ай, Эндрю… Позвони ты в полицию и скажи — в компании беспорядки, тебя выслушали бы и забыли. А тут… Ну, как не приехать, когда трупы, финдиректор Праччи, как кочегар, бумаги палит… Браво, мистер Мартенсон, браво. Но я уже располагаю информацией, что детектив Чески и его напарник, племянник сенатора МакКуина — Сомерсет, зашли в тупик. Им не разобраться с бумагами, а финдиректор говорит много, но все не о том. Я умею работать с кадрами.

— Где Сондра?

— Сондра… — вздохнул Малкольм. — Она уехала.

— В гости к царю морскому?

— Мистер Мартенсон, буду рад встретиться с вами в десять часов наступающего утра на заброшенном заводе по переработке рыбы в Бруклине.

— На севере? — уточнил Мартынов. — В районе Wallabout Bay?

— Совершенно верно. Пересечете Гудзон по Манхэттенскому мосту… Или вам удобнее по Бруклинскому?

— Я приплыву на пироге.

— Ну, что вы, право… Считаете, что я пытаюсь вычислить ваше месторасположение? Бросьте, пустое… Так вот, съедете с Манхэттенского моста в район Trinity Park, доберетесь до Эванс-Литтл-стрит и доедете до севера. Вы на машине поедете?

— На ослике.

— Перестаньте, я не собираюсь следить за вами… В десять часов, у административного здания бывшего завода. Вы увидите этот дом сразу, он синего цвета с облупившейся штукатуркой…

— Стив, вы описываете мне это место, словно не знаете, что именно там я был найден вашим блядовитым зятьком Флеммером во время коммерческих поединков. Вы собираетесь рассадить по крышам десяток снайперов и еще десяток псов — в ангаре напротив этого облупившегося здания? Идите к черту. Я вас жду завтра в десять на севере Эванс-Литтл-стрит у рыбацкой кофейни «Голубой Марлин».

— Но там же пустырь площадью в тысячу акров! Заинтересуется полиция…

— Что, полиция заинтересуется встречей двоих джентльменов посреди этого пустыря? В десять, Малкольм. Там.

И Мартынов, отключив связь, сунул телефон в карман.

Русская женщина сидела в номере гостиницы «Хилтон» с трубкой в руке вот уже четверть часа.

Полчаса назад она едва подавила в себе желание выброситься из окна. Она уже три раза приняла душ и пересмотрела своим воображением страшные картины. В номер дважды вкатывали тележки с ужином и дважды портье выкатывал нетронутые яства обратно. Нью-Йорк был ей ненавистен. Она смотрела на город с высоты птичьего полета и презирала его всей душой. Этот город, как магнит, притянул их с Андреем к себе и теперь, злорадно щерясь огнями окон, словно светом свечи в выщербленной тыкве, обещал ей пустоту и скуку… Этот город грозил забрать ее Андрея, чтобы никогда уже более не вернуть.