Я вспомнил про Марика и Мальдивы, но промолчал.

– Ну, мне-то ты, надеюсь, не предложишь вернуться? – спросила Элка.

– Нет, – вздохнул я и отключил громкую связь. – Куда мне без тебя!

– Глеб… – Она редко называла меня Глебом. Только если хотела показать всю серьёзность своего заявления. – Глеб, мне кажется, это не он.

– Кто – не он? – я сделал вид, что не понял.

– Денис Никитин – это не тот сумасшедший, который сбежал из психушки!

Я не стал ей отвечать, потому что гадкое чувство, что парень, назвавшийся Дэном, каким-то образом «зацепил» Беду вдруг вернулось.

– Я не могу в это поверить! Дэн совершенно нормальный, вменяемый человек! Ты что, психов не видел? – Она свела глаза к переносице, скособочила челюсть и сделала несколько конвульсивных движений руками.

– Ты, часом, не влюбилась в этого шизика? – поинтересовался я, искоса глянув на Элку.

– Не смешно, – надулась Беда.

– Вот и мне тоже. Какого чёрта ты без конца вступаешься за этого ублюдка?! Мало тебе пропавших сотовых и двух убийств?!

– У меня чутьё, интуиция…

– Элка, жизнь – это не твои книги. Берёшь сюжеты из головы, вот и бери!! Не надо отрицать очевидные факты! Убийца – тот, на кого указывают милицейские сводки, а не тот, на кого тебе заблагорассудится указать на последней странице своего детектива.

Справа показалась заправка. Затормозив, я пошёл вставлять «пистолет» в бак, потому что терпеть не могу, когда это делают парни в комбинезонах.

– Оплати в кассе пятьдесят литров! – крикнул я Беде.

Прошло две минуты, прежде чем она появилась передо мной бледная и растерянная.

– Что?! – спросил я, чувствуя, как холодеет под ложечкой. – Что там опять стряслось?!

– Бизя, все наши деньги пропали, – прошептала Беда.

Я бросился в кабину. В бардачке, запирающемся на ключ, хранились все деньги, выделенные нам спонсорами на топливо и питание. Когда я последний раз заправлялся, там было тридцать пять тысяч.

Замок был аккуратно взломан, и то, что дверца прилегает неплотно, не сразу бросалось в глаза.

Денег не было. Ни копейки. Но я зачем-то пошарил в пустом пространстве рукой.

– Катастрофа, – сказал я. – Какой же я идиот!

Все столпились у меня за спиной, что-то спрашивали, советовали, успокаивали и упрекали одновременно. Я почти ничего не слышал. Я понимал только одно – топлива в баке километров на двадцать, еды тоже немного, а мне всю нашу гоп-компанию надо в целости и сохранности довести до монгольской границы, а потом доставить обратно в Сибирск.

– Бизя, я была неправа, – как сквозь вату услышал я голос Элки. – Этот Дэн действительно – псих, вор и убийца! Давай заявим в милицию о пропавших деньгах!

* * *

Есть три способа пережить шок.

Первый – напиться.

Второй – тоже напиться.

Третий – очень сильно напиться.

Попытка обойтись первыми двумя способами неизменно заканчивается третьим.

Загвоздка была только в том, что не было денег.

Вернее, нет. Настоящая загвоздка состояла в том, что всё-таки я был завуч. Другими словами – заместитель директора по воспитательной части. Первый раз меня в названии моей должности напрягало слово «воспитательной».

Может ли замдиректора, отвечающий за воспитание детей, позволить себе напиться?!.

А с другой стороны, что я – не человек что ли?!!

– Скажи, Элка, завуч не человек?!

– Человечище! – пробормотала Элка, пересчитывая у барной стойки деньги, которые мы всей командой наскребли по карманам.

На основную часть этих денег мы залили солярку, а оставшуюся единодушно решили пропить в придорожном кафе. Самое удивительное, что это решение одобрила даже консервативная Викторина Юрьевна. Видимо, и у «синих чулков» бывают минуты человеческого просветления.

– Мне водки, – сказала Лаптева. – Дешёвой и побольше.

– Понятно, что дешёвой, – усмехнулся я.

– Ясное дело, что побольше, – хмыкнул Абросимов.

Единственным человеком, по отношению к которому наше мероприятие выглядело вопиюще непедагогичным, был Гаспарян. Но Ганс заявил:

– Вы меня не стесняйтесь. Я же взрослый человек! Я всё понимаю.

– Пять по алгебре! – выкрикнул Обморок и панибратски похлопал его по плечу.

Заведение называлось «Ням-ням». Это была кафешка с сомнительным ассортиментом спиртного и сомнительным персоналом в количестве одного человека. Мы заняли стол у окна. Парень в замызганном белом переднике принёс три бутылки водки, жареного цыплёнка и шесть солёных огурцов – это всё, на что нам хватило оставшихся после покупки бензина денег. Кроме нас в зале сидели только два парня, по виду дальнобойщики.

Элка наливала мне медицинские дозы. Первая пошла с трудом. Вторая намного лучше. После третьей я смог что-то соображать. Беда смотрела, как я пью, заглядывая мне в глаза, словно доктор. Мне даже показалось, что она не прочь посчитать мне пульс.

– Господа! – заявил я, когда смог говорить. – Я обязан извиниться перед вами за то, что втравил вас в такую опасную и неприятную историю. Я не должен был быть таким безответственным и… брать попутчиков по дороге. Ещё раз хочу предложить всем вернуться междугородним автобусом в Сибирск.

– Тёща! – взвыл Герман. – Нет, не поеду домой, хоть режьте!

– Если я вернусь, Пипеткина из десятого «г» меня на себе женит! – покраснев, сказал Ганс. – Нет, Глеб Сергеич, мне в город ещё минимум неделю нельзя. Она потом с родителями в Кисловодск свалит, а там найдёт себе кого-нибудь и от меня отстанет.

– А я не собираюсь из-за вашей безответственности путать свои планы на лето! – Лаптева поддела на вилку кусок солёного огурца и отправила его в рот с таким видом, словно это был деликатес. – Вы так легкомысленны, Глеб Сергеич, что я даже удивляюсь, как вам удалось стать завучем! – Пучок волос у неё на голове съехал набок, глаза зло поблескивали из-под очков, а ведь по моим расчётам она после третьей рюмки водки должна была стать весёлой и доброй…

– Пойдём, покурим, – сказал я Беде, хотя не курил уже два года.

– Пойдём, – усмехнулась Беда.

На улице накрапывал мелкий дождь. Недалеко шумела, пульсировала движением ночная трасса. Беда достала из сумки сигареты и закурила.

– Почему ты не пьёшь? – спросил я. – Разве у тебя не стресс?! Не шок?! Не…

– Кто-то из нас должен быть трезвым, – разумно ответила она. – Мало ли что…

– Мало ли что, – повторил я её слова, понимая, что они становятся лозунгом нашего путешествия. Пьяная слезливая жалость к себе вдруг подкатила к горлу. Я не пил очень давно и, наверное, отсутствие тренировок сказалось.