Первый час я, как образцовый ученик, добросовестно отсиживаю на уроке, без разницы на каком – согласно расписанию. Не выпендриваюсь, не умничаю, сам отвечать не лезу, но если вызывают, туплю и тяну на «четверочку», чтобы лишний раз не выделяться. Бывает, что ради разнообразия и по настроению я отсиживаю и второй час.

Потом по «легенде» отправляюсь в специализированную школу юного физика оттачивать свои нечаянным образом обнаруженные физико-математические наклонности. Легенду поддерживает, крепит, холит и лелеет школьная завуч, нештатный сотрудник КГБ, впрочем, как и большинство советских завучей того времени. Она же и отвечает за все записи в журналах, табелях и бог весть где еще. Ибо… «без бумажки ты букашка».

Кстати, не один я такой перспективный в этом элитном заведении. Упомянутая Света Черешня уходит с третьего часа в спортшколу, она – талантливая акробатка и будущий олимпийский резерв Советской Родины. Мальчики-одноклассники по этому поводу при всяком удобном случае норовят ее… побить. Пока не ушла. Наши элитные мальчики такие затейники!

Кое-кто с уроков уходит на курсы совершенствования языков, я так понимаю, будущие дипработники. Кто-то исчезает готовиться на школьные олимпиады: честь заведения превыше всего. Короче, класс у нас еще тот: «А у нас текучка, така страшная у нас текучка…» В этом плане я удачно попал.

Разумеется, нет в природе никакой школы юного физика.

С озабоченной миной подрастающего Альберта Эйнштейна я ежедневно покидаю свою элитную альма-матер и двигаю через Комсомольский парк – в сторону набережной Корнилова. Там, в шикарном здании Дворца пионеров, за фальшстеной гимнастического спортзала находится резиденция нашей оперативной группы. Фактически это тоже спортзал – с татами, зеркалами, макиварами и другими продвинутыми атрибутами.

Здесь меня методично натаскивают два моих инструктора – Сан-Саныч и Ирина. Позывные Козет и Сатурн. Все трое мы – резерв Ставки Верховного Главнокомандующего, нашего горячо любимого и обожаемого господина Пэ-Жэ – Сергея Владимировича Бесфамильного, в смысле, хрен знает какая у него фамилия. Позывной – Пятый, да и ладно. Как сложился наш симбиоз – рассказывать не буду: длинная и большей частью не очень веселая история.

В этой комплектации мы работаем уже полтора года, стараясь не афишировать особо того факта, что в отечественных силовых структурах по полной программе задействован несовершеннолетний ребенок. Необычный, конечно, ребенок, сверхэрудированный, не по годам смышленый и… как бы это выразиться помягче, обладающий чудовищным чутьем на всякого рода неприятности, которые на поверку в той или иной степени оказываются в зоне интересов советской государственной безопасности. Этакий живой талисманчик, артефакт магический. По всей видимости, меня так и расценивают все, кроме Ирины, которая, как я и говорил, в курсе моей истинной сущности.

В наш схрон есть два входа: один со стороны детского спортзала, второй – через тайный подземный ход из подсобок находящейся рядом по набережной водной станции, городской школы юного пловца. Мне по инструкции положено входить и выходить через эти воняющие водорослями катакомбы. Однажды один очень нехороший человек возжелал вытрясти душу из меня в этих мрачных коридорах, но… силою случая сам почил в бозе.

Шарма этот случай сим интерьерам не прибавил, но я сильно и не заморачиваюсь, ползаю по темени, оскальзываясь на мокрых ступенях, и благоразумно зажимаю себе нос в особо трепетных местах. Зато в нашем спортзале можно появиться совершено неожиданно – достаточно сдвинуть в сторону шторку с секретом в глубине душевой комнаты. К слову, мой второй инструктор Ирина именно по этой причине предпочитает принимать водные процедуры где-нибудь в другом месте, например, в женских душевых за сектором художественной гимнастики Дворца пионеров. Она, кстати, реально числится в тренерском штате, поэтому почти всегда рассекает в красном спортивном костюме с претенциозной надписью «СССР» на груди.

Кстати, а где она?

Козет на месте, прыгает козлом по татами и счастлив безмерно от этой незатейливой процедуры.

Вот, к примеру, крокодил. Рептилия, мать его. Лапы, хвост, главное, что примечательно, не жабры, заметьте, а легкие. Плавников тоже, между прочим, не видать. То есть по-любому – сухопутный зверь. Ан незадача – на суше он как… бревно с ножками, ни тебе скорости, ни тебе прыгучести. Зато в воде!.. Его стихия. Гоняет между плавунами что та торпеда, круче монстра не сыщешь.

Так и Сан-Саныч.

Неуклюж, косноязычен и тормознут. Да и внешне… клещеног, приземист и пенькообразен. Бревно на ножках. Но если дело касается единоборств… Это – аллигатор в водах Нила! Коршун в поднебесье! Грозен и изящен аки тигр. И ноги выпрямляются чудесным образом, и рост откуда-то берется, и… короче, щемись рыбка любая, и большая, и маленькая. Да и вообще чуть какая опасность – Козет моментально преображается чудодейственным образом. И куда только неуклюжесть девается? К слову, чудесные его навыки как-то один раз мне даже жизнь спасли.

– Цзао, Сан-Саныч!

– Ф-у-ух. Витек? – Козет зафиксировался наконец в пространстве и вытер потное лицо полой борцовки. – Цзао, коль не шутишь. Цзаошан хао[1], пока его нам не испортили.

– Да не испортят, нормальное утро! Солнечное и морозное, все как у Пушкина. А где Ирина?

– Где-где. В тюрьме.

– Допрыгалась? И сколько дали?

– Да всего-то пару часов, и ни минутой больше. Как от себя отрывают…

Я сунул кипятильник в банку с водой. Утренний чай – наша фишка и традиция.

– Значит, сельского пьяницу крутит, – допер я. – А меня, выходит, не взяла, потому что трудно объяснить присутствие в СИЗО излишне любопытного ребенка младшего школьного возраста.

– А ты догадлив сегодня, Парамоша. Как никогда. Я в душ.

– Да-да. Помойся. И побрейся. И оденься цивильно, дело есть.

– Опа! А ты, я смотрю, уже все для меня распланировал?

– Не я решаю, а обстоятельства…

– Давай выкладывай, пока я бриться не начал.

– В Симфи надо прокатиться.

– А че так? Давай лучше в Стамбул! Тут морем недалеко, каких-то четыре сотни миль…

– Симферополь ближе. Слушай, Саныч, там в апреле сорок четвертого на улице Эстонской похожая резня была. Тоже топором. И тоже с финальным убийством собаки.

– Ого! Откуда информация?

Вот что ему ответить?

Плести про самоперепечатывающуюся газету? Про тетушку Тортилу с Дианой-кудесницей? Проще туману напустить.

– Источник сообщил. Оперативный.

– Надо же! Школьная гардеробщица? Или трудовик с устатку? А! Я догадался. Это у вас в стенгазетах такие вещи пишут. Или в библиотечке на стендах: «Если дядя с топором – не общайся с…»

И завис, Лермонтов. С рифмой проблемы.