С выкрашенными волосами, сбритыми усами Хенсон был похож на него так, как может оригинал походить на фотографию в паспорте. Он положил документы обратно в карман. Как только они перейдут Рио-Гранде, никто не станет интересоваться этими бумагами.

У Бурдика не было семьи. Единственная опасность заключалась в том, что им мог повстречаться человек, знающий о смерти Бурдика и знакомый с Хенсоном, который на всех перекрестках стал бы кричать, кто они на самом деле...

Ванда облизнула жаждущие любви губы.

– Я тебе уже надоела? Может быть, ты предпочел бы, чтобы я занималась окраской волос?

– Нет, – возразил Хенсон и притянул ее к себе...

С блестящими от удовольствия глазами и явным удовлетворением Ванда спустила свои босые ноги на пол и встала.

– Вот теперь я вижу, что ты меня любишь.

Хенсон смотрел на нее, пока она не исчезла в ванной комнате, потом подобрал с пола брюки, трусики Ванды и положил их на стул рядом с пиджаком. Он снова растянулся на кровати, задавая себе вопрос: кто мог убить Ольгу?

В газете, купленной им в Сан-Луи, он прочел, что перед смертью Ольга была зверски изнасилована. Действительно, горькая ирония, что Ольга умерла такой смертью!

В той же газете он прочел и о смерти Коннорса, но ни одно из этих преступлений не связывалось ни с именем Хенсона или Ванды, ни с их исчезновением из Чикаго. Это беспокоило его.

Лейтенант Эган мог представиться простачком во время разговора с Хенсоном. Но Хенсон, тем не менее, понял, что лейтенант знает свое дело. Больше того, бегство Хенсона в компании с Вандой дало возможность Эгану обратиться в ФБР, а те джентльмены церемониться не будут. Напав на след, они не останавливаются, пока не доведут дело до конца.

Возможно, полиция будет играть с ними в кошки-мышки, предоставляя возможность Хенсону и Ванде продолжать свой путь, а на самом деле заманивая их в западню.

Вероятность такой перспективы вызвала холодный пот на обветренном лбу Хенсона. Чтобы немного успокоиться, он закурил сигарету. Ему захотелось выпить. Как только Ванда покончит со своими волосами, они отправятся пообедать и там как следует выпьют. Он надеялся, что алкоголь успокоит его нервную систему. Но он не будет чувствовать себя совершенно спокойным даже тогда, когда они достигнут Мозамбика и устроятся на работу. Даже там он будет волноваться. Теперь его всю жизнь будут преследовать призраки полиции или ФБР.

Во время этих грустных размышлений на пороге ванны возникла Ванда с мокрыми волосами, пахнущими краской.

– Все, одно дело сделано, – улыбнулась она и села на край кровати, склонив голову, чтобы Хенсон мог проверить, хорошо ли прокрашены корни волос. – Я хорошо покрасилась?

Хенсон старательно обследовал голову Ванды.

– Мне кажется, хорошо.

– Отлично, – промолвила она, растягиваясь на кровати рядом с ним. – Уф! До чего же жарко! За восемь долларов в сутки они могли установить хотя бы вентилятор.

– Да, конечно. – Хенсон зажег сигарету и дал затянуться девушке. – А теперь, если бы ты оделась, мы пошли пообедать и пропустить по стаканчику.

Ванда затянулась и выпустила колечко дыма.

– Сейчас, – произнесла она, внимательно глядя на Хенсона. – Ты очень беспокоишься, Ларри?

– Есть немножко.

Она повернулась и крепко прижалась к нему всем телом.

– Не нужно волноваться. Вот увидишь, все устроится и будет хорошо.

– Откуда ты знаешь?

– Инстинктивно. Мне пришлось бросить школу, чтобы пойти работать, и только потом я смогла поступить в коммерческую школу. И чему меня там учили – я почти все позабыла... Скажи мне, Ларри, я не слишком хорошо печатаю на машинке?

– Я знал и лучших машинисток.

– И я нуль в орфографии.

– Не совсем.

– Тогда почему же он сделал это?

– Кто и что сделал?

– Мистер Хелл. Он изъял меня из архива и послал работать к тебе секретаршей, когда твоя предыдущая секретарша вышла замуж.

– Этого я не знаю.

– В особенности после того, как я оттолкнула его.

– А может, он открыл в тебе скрытые таланты? Может, он просто филантроп?

– Что это означает?

– Что он хотел предоставить тебе возможность получше устроиться.

– Он?!

Хенсон задумался над этим фактом. Ванда права: Джек Хелл никогда никому не помогал. Всю жизнь он был занят только своей персоной, совершенно безразличный к остальному человечеству. Все мужчины и женщины существовали для него лишь как предмет, который он когда-нибудь сможет использовать в своих целях.

– Я тоже ничего не понимаю, – признался Хенсон.

Ванда прижалась к нему еще плотнее, чтобы он мог ощутить все прелести ее молодого цветущего тела.

Сперва Хенсон подумал, что у Ванды вновь возникли любовные позывы. Эта перспектива, учитывая близость ее тела, как всегда, возбудила его, но после утомительной поездки и утомительного дня он не счел возможным повторить любовный процесс и удовлетворить ее ненасытные желания.

Но Ванда уже отодвинулась от него. Она ничего не хотела. Просто она была счастлива, что может обнимать его, ухаживать за ним и твердо знать, что сейчас он принадлежит только ей.

– Ты, наверное, устал, – нежно проговорила она. – Почему бы тебе не поспать часочек-другой? Потом мы пойдем пообедаем и, если ты хочешь, напьемся до чертиков... А дальше увидим, чем нам заняться, ведь здесь такая интимная обстановка, и никто не мешает.

Близость рук и тела Ванды, как всегда, произвели на него магическое действие. Он мог быть усталым, но силы мгновенно возвращались к нему...

Вот так должна была проходить его жизнь с самого начала. И даже если он доживет до ста лет, он никогда не отпустит от себя эту нимфу счастья.

– Но ты, наверное, очень голодна? – возразил он.

Тихим волнующим шепотом, покусывая его за ушко, она произнесла:

– Что такое голод, дорогой? Главное – это ты, а ты принадлежишь мне!

Прошло уже двадцать шесть лет с тех пор, как Хенсон в последний раз был в Лоредо. Тогда он учился на третьем курсе университета и благодаря одному управляющему получил здесь работу на летнее время и смог потом заплатить за свою учебу.

Когда они минуют таможню, им останется точно тысяча триста тринадцать миль пути, чтобы затеряться в толпе Мехико. Тринадцать и тринадцать! Может быть, это счастливое число?

– Будем счастливы... – пробормотал он себе под нос.

– Ты уже бывал здесь? – поинтересовалась Ванда.