– Мы сами совершим суд над этим позором семьи…

Да. И исчезнут улыбки на этих лицах. И закончится счастливая жизнь Билли Брендса. И канут в небытие все его заслуги и достижения…

– Жизнь – дерьмо! – выдохнул Брендс, запуская пальцы в свою густую шевелюру.

– Вовсе нет, – ответил ему приятный женский голос.

– А я говорю, дерьмо! – Брендс повернул голову и посмотрел за окно, но там никого не было. Только ночь, кустарник и пыльная улица. Тогда он посмотрел на белого кролика.

– Жизнь, – сказал ему кролик, – она как пианино. Иногда нужен опытный мастер и замена деталей, иначе музыка ни к черту!

Брендс покачал головой и вжался в сиденье. Во что он не верил больше: в то, что кролик, которого он спас, говорит с ним, или в то, что в словах этого кролика было смысла больше, чем во всех оправданиях, которые он так часто находил для себя?

– Такого не бывает! – сказал Брендс, указывая на кролика пальцем.

– Еще как бывает! – сказал кролик, пододвигаясь ближе.

– Не подходи ко мне! Стой там, где стоишь!

– Почему?

– Почему? – капелька пота скатилась по лбу Брендса и попала в глаз. – Потому что… – Брендс мигал зудевшим глазом, боясь закрыть другой глаз. – Потому что…

– Потому что ты боишься того, что не можешь объяснить? – помог ему белый кролик.

Брендс снова начал оглядываться. Либо он сходил с ума, либо кто-то разыгрывал его.

– Здесь только ты и я, Билли! – подмигнул ему кролик красным глазом.

– Может, я сплю? – спросил Брендс.

– Ну так ущипни себя.

Именно так Брендс и поступил.

– Больно? – спросил кролик.

– Больно.

– А ты чего хотел?

– Ну, не знаю…

Кролик улыбнулся.

– А ты быстро бегаешь, Билли.

– Пришлось.

– Я говорю не только про ярмарку, Билли. Вся твоя жизнь. Ты ведь всегда куда-то бежишь.

Брендс не ответил, но кролик не отставал:

– Скажи, куда ты бежишь, Билли? Или от кого ты бежишь?

– Я просто живу так, как умею, глупый кролик!

– Что-то не слышу счастья в этих словах.

– Я счастлив.

– Ага. И поэтому ты сбежал с приема, устроенного в твою честь, украл на ярмарке кролика и теперь прячешься на окраине города от полиции. Тебе не кажется, что это какое-то странное счастье?

– Чего ты хочешь от меня? – простонал Брендс.

– Всего лишь отблагодарить.

– Забудь.

– Ты спас меня.

– Я сказал: забудь!

– Думаешь, если я кролик, то с меня и взять нечего?

– Я ничего не думаю.

– Снова бежишь, Билли?

– Пошел к черту!

– Ты можешь написать обо мне книгу.

– Думаю, миру хватит и кэрролловского кролика.

– Чем ты хуже него?

– Тем, что он не разговаривал с белыми кроликами, а придумывал их.

– Ты в этом уверен?

– А разве нет? – Брендс посмотрел на кролика. Красные глаза были хитро прищурены. – Да ну, брось! Этого не может быть!

– Поверь, Билли, он был удивлен не меньше, чем ты сейчас.

Еще одна струйка пота, сбежав со лба, попала Брендсу в глаза.

– И не только он, – заверил кролик. – Когда Джон Аллан узнал, почему его приемный сын проиграл в карты половину их состояния, то его хватил удар.

– Ну уж не из-за кролика! – скривился Брендс.

– Конечно, нет. Эдгар был молод, и его гормонам нужна была женщина, а не кролик. Он хотел побеждать, покорять… О! Если бы ты видел, каким эксцентричным он был в молодости!

– Хочешь сказать…

– Да, Билли! Да! Он всегда был очень способным мальчиком. Всегда и во всем, – белый кролик подмигнул Брендсу. – А его отец… О! Он возненавидел своего приемного сына, когда узнал правду! Даже бедная миссис Алан не выдержала такого удара, но знаешь… Единственным человеком, которого стоило ненавидеть Эдгару, был он сам. И мне кажется, что он знал это и постоянно бежал от самого себя. Так же, как бежишь и ты, Билли. Но все время бежать нельзя. Рано или поздно придется остановиться. Нужно лишь научиться слушать. Эдгар научился. И не только слушать. Он научился преданности, Билли. Преданности своему маленькому белому кролику. Знаешь, его тринадцатилетняя сестра, на которой он женился, так и умерла девственницей. Чего, конечно же, не сказать про Эдгара. О! Маленький белый кролик изменил всю его жизнь. Впрочем, он может изменить и твою жизнь, Билли. Если, конечно, ты захочешь этого.

Брендс долго молчал, и белый кролик не торопил его с ответом. Там, за пределами «Паккарда», была жизнь, затянутая туманной дымкой, где все кажется замедленным и нереальным, а здесь, в машине… Здесь была настоящая история.

– Я хочу узнать все, что произошло с Эдгаром.

– Это чужая история, Билли. Разве ты не хочешь приобрести собственную?

– Это и будет моя история.

– Ну, раз так… – кролик пошевелил носом и назвал Брендсу адрес дома на окраине города.

* * *

«Задняя дверь». Брендс знал это заведение. Как правило, скандальная слава подобных мест идет далеко впереди них.

– Найди Маргарет, – сказал кролик.

Брендс вышел из машины. «Мормоны меня повесят!» – думал он, проходя мимо хмурого охранника. Он ожидал увидеть полумрак, интимную атмосферу, длинный коридор и тихие стоны за закрытыми дверьми, но вместо этого его встретили шум, гам и веселье. Полуголые женщины отплясывали на небольшой сцене, высоко задирая полные ноги. Мужчины пили, лапая официанток.

– Решил развлечься? – спросил Брендса редактор одной из скандальных газет, работать в которой Брендс отказался по этическим соображениям, хотя предложение было весьма и весьма заманчивым.

– Мне нужна девушка…

– Всем нам нужна девушка, приятель! – редактор засмеялся и хлопнул его по плечу.

– Ее зовут Маргарет.

– Ах, даже так! – лицо редактора стало серьезным. – Никогда не спи с одной и той же более трех раз, иначе ее страстная плоть сожжет твое сердце. Усек?

– Мне нужно поговорить с ней.

– Поговорить? – редактор нахмурился, переваривая услышанное, затем неожиданно просиял. – Мне нравится твой подход к делу!

– Пошел к черту! – Брендс забрал у редактора стакан бренди. Выпил.

– Рай, правда?

– Что?

– Я говорю, ни один Конгресс не сможет забрать у нас алкоголь и женщин! И шли бы к черту достопочтенные социологи, утверждающие, что алкоголь – поставщик людей для тюрем! Во всем надо знать меру, дорогой Билли! Во всем! – редактор пошатнулся и едва не упал. – Нас не заставить перестать наслаждаться жизнью! А те, кто готов от этого отказаться, пусть пьют молоко и копят деньги на похороны! – он икнул, пытаясь сдержать отрыжку.