Луна была полной и настолько яркой, что ее белый свет, пробиваясь сквозь пушистые облака, создавал впечатление, словно они плывут позади луны, а не перед ней. Доктор Синдзи Накамура стоял запрокинув голову и смотрел на небо, мечтая стать теми далекими облаками. Он был гениальным гинекологом, услугами которого пользовались как известные кинозвезды, так и успешные политики, миллионеры, влиятельные приезжие иностранцы… Впрочем, доктор и сам был иностранцем в этой стране фастфуда, корпораций и лучезарных улыбок кинозвезд. Еще говорят, здесь некогда жили такие великие писатели, как Френсис Скотт Фицджеральд, Джером Сэлинджер, Кен Кизи, Уильям Фолкнер, Эрнест Хемингуэй… Коллега по работе, с которой у Накамуры в последний год завязалась теплая дружба, обещавшая перерасти в нечто большее, приносила ему книги великих классиков этой чужой страны, но он так и не понял творчества большинства из них.

– Наверное, виной всему, что английский не мой родной язык, – сказал он коллеге, стараясь не обидеть ее чувств и увлечений.

– Или ты просто не любишь художественную литературу, – улыбнулась Сара Гамильтон.

Их отношения развивались выверенно, настороженно, словно хищник в саванне крадется к зазевавшейся зебре. Все ближе и ближе, чтобы настигнуть жертву одним прыжком, не утруждая себя долгой погоней. Но последний прыжок так и не состоялся. В приемную клиники пришла беременная женщина. Ее босые ноги оставляли позади кровавые следы. Была уже почти полночь. Доктор Накамура переодевался, готовясь отправиться домой. Он чувствовал усталость и покой. Ребенок у жены политика родился здоровым и крепким. Сами роды были быстрыми и легкими. В этой стране у Накамуры вообще все получалось быстро и легко. Карьера ползла в гору, в деньгах нужды не было. Он смог исполнить мечту, которой был одержим после развода с первой женой, – найти суррогатную мать и завести ребенка. Контора, подыскавшая ему суррогатную мать, потратила на это почти год – Накамура хотел, чтобы женщина была азиаткой.

С тех пор прошло уже двенадцать лет. Дочь Накамуры звали Юмико, и отец растил ее, пытаясь вложить в воспитание часть японских традиций. Не фанатично, нет, но сохранить хотя бы уважение, которого, по мнению Накамуры, не хватало многим в этой чужой стране. Большинство других предпочтений Юмико могла выбрать себе сама. Такой же подход был у Накамуры и к женщинам. Причем притворное уважение замечалось почти сразу. У Сары Гамильтон не было притворства. Она не подстраивалась под Накамуру, но и не пыталась подстроить его под себя. Они просто сошлись, совпали… И Накамура уже видел их будущее – их семью, их детей, их дом. Но Сара погибла. В эту темную, неспокойную ночь, когда на небе была такая яркая луна, что облака не могли скрыть ее, таяли в серебристых лучах, отступая на второй план.

Сару Гамильтон убил ребенок, который родился у пришедшей в клинику женщины. Она не просила о помощи, не разговаривала. Женщина умирала. Не было времени отправить ее и в другую больницу. Никто не знал ее имени. Она просто пришла в приемную, оставляя кровавые следы, и упала без чувств. Накамура принял решение оперировать, надеясь спасти ребенка. Его ассистентом была Сара Гамильтон. Все делалось в спешке. Атмосфера буквально искрилась нервозностью… Пара разрезов. Тампон. Отсос… Свет в операционной замигал. Накамура замер. В месиве кишок и крови появился ребенок. Накамура протянул к нему руки. Острые зубы вцепились ему в пальцы. Ребенок завертел головой, пытаясь оторвать желанную плоть. Свет снова заморгал. Зубы ребенка клацнули. Шок притупил боль. Накамура и не понял, что лишился первых фаланг на трех пальцах. Он отступил назад, растерянно уставился на полученные раны. Сара Гамильтон не заметила этого. Она заняла его место и попыталась извлечь ребенка из брюшной полости уже мертвой женщины. В мерцании света Сара не видела, что ребенок, вернее, не ребенок, а рождавшийся монстр, съел часть желудка матери.

Ребенок-монстр почувствовал новую жертву, зашипел и неожиданно прыгнул на Сару, разрывая ей шею. Фонтаны крови брызнули к потолку. Сара захрипела, повалилась на спину. Другие ассистенты замерли. Замер, казалось, весь мир. Взорвались установленные под потолком лампы, но никто не пошевелился. В темноте было слышно, как осколки стекла осыпаются на пол. Никто не видел ребенка-монстра. Никто не знал, сколько прошло времени, прежде чем в операционную вбежала охрана клиники. Свет из коридора ворвался в темное, залитое кровью помещение. Сара Гамильтон была мертва, лишь конвульсивно дергалась ее левая нога. Ребенок-монстр почти оторвал ей голову – остался лишь позвоночник, который не пришелся ему по вкусу. Сам ребенок исчез. Теплый ветер задувал в разбитое окно операционной.

Накамура не помнил, как и кто обработал ему раны, наложил повязку. От обезболивающего он отказался, да и не было боли – шок все еще сжимал сознание своей ледяной рукой мертвеца. Не было желания и ехать домой. С дочерью побудет сиделка – Накамура договорился об этом, когда принял решение спасать ребенка безымянной женщины… Ребенка-монстра…

Он вышел из больницы, пытаясь отдышаться. Ночной воздух трезвил, возвращал ощущение реальности. Вместе с реальностью возвращалась и боль. Но боль сейчас была желанной. Боль напоминала Накамуре, что он все еще жив… Тело начало дрожать. Все мысли устремились к дочери. Он мог умереть сегодня. Юмико могла остаться одна в этом мире… Накамура вздрогнул, увидев, как метнулась тень, прячась от фонаря в зарослях магнолии. Что это? Воображение или ребенок-монстр пришел за следующей жертвой? Накамура вернулся в приемную всполошившейся клиники.

– Кажется, я что-то видел снаружи, – сказал он охраннику.

Они вышли на улицу вместе. Накамура указал на заросли магнолии. Охранник расстегнул кобуру, подался вперед. Тени затаились, отступили назад.

– Будь осторожен, – сказал Накамура охраннику.

В кустах определенно кто-то был. Охранник шагнул вперед – крепкий мужчина лет тридцати, который явно не верил в истории о ребенке-монстре. Вот только ребенку-монстру было плевать на то, верят в него или нет. Он просто был и все. Накамура услышал, как вскрикнул охранник, когда черная тень опутала его ноги. Плоть растворилась, сползла с костей. Охранник упал на колени. Ребенок-монстр вцепился ему в горло в тот самый момент, когда охранник достал оружие. Громыхнули два выстрела. Пули попали в цель. Ребенок-монстр упал на спину, оставив свою жертву. Охранник хрипел, зажимая разорванное горло левой рукой, продолжая держать оружие в правой. Никто не услышал выстрелов, никто не выбежал из клиники. Накамура был один – здесь, среди этого безумия, закончившегося, как он думал, еще в операционной. Ребенок-монстр не двигался. Черные, живые тени тянулись к нему, словно собирались сожрать так же, как это случилось с ногами охранника. Кровь, хлеставшая из горла охранника, не интересовала их.

– Кто-нибудь, помогите! – заорал Накамура, понимая, что это единственное, на что он сейчас способен. – Кто-нибудь… – крик застрял в горле, когда доктор увидел, что ребенок-монстр поднимается на ноги.