Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Спускаясь вниз, Гера спросил, не возражает ли Феликс, если они поедут на его «Опеле».
– Не настолько я хороший водитель, – словно оправдываясь, сказал парень, – не хочу рисковать и садиться за руль чужого авто.
Феликс не возражал. Ему было все равно, на чем добираться до особняка компании Gnosis.
Герман вел машину так осторожно, словно перевозил смертельно раненного пассажира. Сидя на переднем сиденье, Феликс безучастно смотрел в боковое стекло. Время от времени Гера поглядывал на его профиль, по которому скользили разноцветные городские огни, придавая лицу сходство с венецианской маской.
– Слушай, Феликс, – решился нарушить молчание парень, – что, если тебе молоко в бутылках держать? Все проще, чем каждый раз со скорлупой возиться.
– Не факт, что оно не уменьшит своих свойств. Еще не хватало этой дряни выпивать в два раза больше.
– Неужели никакой альтернативы нет?
– Пока с тем, что есть, никак разобраться не можем. Подождет альтернатива.
К трехэтажному особняку компании Gnosis подъехали в молчании. Как только машина притормозила у входа, дверь распахнулась, и на улицу выскочили Петр и Павел с инвалидной коляской. Кивнув Герману, они открыли дверцу, помогли Феликсу выбраться из салона, посадили на коляску.
– Заберешь меня утром, – только и успел сказать Феликс, прежде чем его быстро увезли в особняк.
Зачем-то пристально изучив скудно освещенный фасад с входной дверью, Гера глубоко вдохнул, подержал воздух в легких сколько смог, шумно выдохнул, и только потом тронул машину с места.
Оказавшись внутри особняка компании Gnosis, Феликс отметил, что интерьер изменился. По левую сторону от мраморной лестницы появился лифт. Прежде его там не было, в своей зрительной памяти Феликс был уверен даже в таком состоянии.
С тихим гудением раскрылась большая металлическая дверь, как у грузового лифта, и Петр с Павлом вкатили коляску в приглушенно освещенную кабину такого размера, что в ней без труда могла бы разместиться и пара медицинских каталок.
Кабина пошла вниз и опускалась так долго, что, продлись спуск еще пару минут, наверное, центр Земли оказался бы по соседству.
Наконец, лифт остановился, дверь открылась, и Петр с Павлом вывезли коляску в серый коридор, освещенный редкими потолочными лампами, напоминающий тоннель бункера. Остановились они у двери без ручек и замков в цвет стен, отчего она была практически незаметна. Павел легонько толкнул ее пальцами, и дверь подалась внутрь, уходя в сторону. Вспыхнула лампа, освещая небольшой пустой коридорчик с низким потолком. Проехав его насквозь, троица добралась до цели маршрута.
Феликс ожидал чего угодно, но не настолько огромного многоуровневого сооружения, похожего на гигантское офисное здание без несущих стен и внутренних перегородок. На первый взгляд казалось, что обозримое пространство беспорядочно заставлено металлической мебелью и какой-то аппаратурой, но стоило присмотреться, как проступала четкая система расположения всех предметов. Персонала не наблюдалось, все это гигантское сооружение выглядело абсолютно пустым. Единственной живой персоной оказался седой старик в синем халате. Сгорбившись, он сидел за столом метрах в двухстах и не обернулся, вообще никак не отреагировал на вошедших. Стояла тишина, нарушаемая лишь едва различимым глубинным гулом, словно где-то еще глубже под землей работали какие-то машины.
Петр и Павел подвезли коляску с Феликсом к одному из секторов, составленному из столов с аппаратурой, стульев и пары кресел, похожих на зубоврачебные. Столы стояли незамкнутым квадратом, внутри которого располагались кресла. Павел помог Феликсу снять пиджак и пересесть на одно из них. Целиком и полностью обтянутое холодной кожей, кресло оказалось достаточно комфортным. Петр попросил Феликса положить руки на подлокотники и сдвинуть вместе ступни ног.
– Мы должны будем вас… зафиксировать, – извиняющимся тоном произнес он. – Во избежание…
– Понимаю, конечно, фиксируйте, – кивнул Феликс.
Из подлокотников и нижней части кресла выскочили металлические крепления и по типу наручников защелкнулись на запястьях и лодыжках. Особого дискомфорта это не доставило, Феликс продолжал смотреть по сторонам, изучая необычное пространство, и вроде бы чувствовал себя гораздо лучше.
Отвернувшись, Петр занялся аппаратурой, назначение которой было сложно с ходу определить, а Павел отошел к дальнему столу, напоминающему хирургический – на нем были разложены инструменты, прикрытые прорезиненной тканью.
Дожидаясь начала процесса, Феликс рассмотрел все, что было над головой, перед глазами, попытался обернуться и поглядеть из-за спинки, но не вышло. Похоже, не только фиксаторы рук и ног ограничили его в движениях, он словно весь был парализован. Павел подошел к нему, держа в руках металлический поднос с лежащими на белой ткани шприцами. Короткие золотистые иглы и непрозрачные золотые цилиндры с белыми поршнями.
– Мне, наверное, надо было рубашку расстегнуть, теперь манжеты под креплениями, – сказал Феликс.
– Вам дорога эта рубашка?
– Нет, у меня их много.
Павел склонился, на пальцах его левой руки возникли птичьи когти. Он провел ими, казалось, в воздухе, и рукав рубашки от предплечья до запястья распался, будто разрезанный бритвой. После Павел посмотрел в пространство, словно там имелись какие-то невидимые часы, и произнес задумчиво:
– Начнем, пожалуй. Петр!
Тот отошел от стола с аппаратурой, и Феликс увидел, что в руках у него маска. Черная маска, которую мужчина сперва принял за карнавальную, но она была без прорезей, просто плотная маска на глаза.
– Нет, – резко произнес Феликс. – Только без этого! Не закрывайте мне глаза! Не смейте делать этого!
– Феликс Эдуардович, мы приносим наши глубочайшие извинения, но мы должны все предусмотреть, это же в ваших интересах, понимаете…
Маска легла на лицо, а спинка кресла стала наклоняться назад, приводя мужчину в полулежачее положение. Феликса затрясло, руки-ноги задергались, но крепления выдержали.
– Дыхалку перекройте! – послышался чей-то посторонний скрипучий голос.
И прежде чем Феликс успел что-то сказать, такая же плотная черная ткань упала на нос и рот. Феликс мычал и дергался изо всех сил, пытаясь освободиться, пока запах сырой земли, разрытой ямы, будущей могилы не резанул холодом по ноздрям.
Феликс резко задохнулся и обмяк, проваливаясь в землю.
…Сквозь неподвижные ресницы Эрнандо смотрел, как ветер играет длинными белыми волосами. Прекрасное лицо римского божества склонилось над могилой, и глаза его засверкали, как звезды.
– Торжественный день сегодня, правда? – Голос Дамиана звучал такой великолепной гаммой, что сразу становилось неважно, что именно он говорил. Хотелось просто слушать, слышать голос его, как музыку. – И ты навсегда его запомнишь. Запомнишь, что такое смерть, что такое быть человеком. Как тяжело и больно расставаться с собой, со своим миром, со всем, что тебя с ним связывало. Я знаю. Я это тоже проходил. Но после, Феличе, ты ощутишь необыкновенную легкость освобождения! Ты будешь помнить того, кто тебя спас от тленной человеческой судьбы, верно? Пронеси эту благодарность через века, Феличе!