Казалась девочкой чужой.

Усмехнулась…Два раза подвернула ногу, полил дождь, чтоб он был неладен. Не хочу слушать этого безумца, цитирующего стихи…но в груди становилось тепло и щекотно.

Она ласкаться не умела

К отцу, ни к матери своей;

Дитя сама, в толпе детей

Играть и прыгать не хотела

И часто целый день одна

Сидела молча у окна.*1

Не выдержала рассмеялась, стараясь сдержаться и не оборачиваться. И досадливо и в тоже время …как-то необычно. За мной едет тип на «Мазерати» и читает мне Онегина. Резкий порыв ветра выдрал зонт из моих рук, его унесло куда-то на дорогу, а я хотела побежать за ним, споткнулась, уронила сумку, с нее все выкатилось на мокрый асфальт. От досады, злости, ощущения собственного ничтожества начало трясти и казалось я сейчас опять разрыдаюсь.

Принялась все засовывать в сумку, когда заметила, как смуглые руки с массивными толстыми кольцами и золотыми часами на запястье, собирают со мной визитки, помаду и…тампон. Протянул мне, я отобрала, чувствуя, как обожгло стыдом все лицо. Испанец усмехался уголком своего умопомрачительного рта, сидя со мной на четвереньках. И этот взгляд…невероятный жгучий блеск от которого хочется себя куда-то день и кажется, что одежда резко стала прозрачной или где-то порвалась.

— Спасибо.

Встала во весь рост. Оба мокрые и он и я.

— И все же я тебя подвезу. Ты мне должна я из-за тебя промок.

— Вас никто об этом не просил!

Отрезала и отвернулась, чтобы пойти дальше к остановке, но он схватил меня за локоть и развернул к себе так что наши лица почти соприкоснулись, и я посмотрела ему в глаза.

— Перемирие. Договорились? Просто подвезу и отстану. Хорошо?

Боже, разве я не должна ощущать все оттенки ненависти? Разве он не должен вызывать во мне отторжение? Но эти глаза…сводят с ума. Берут в плен, завораживают, эта властность, эта обжигающая страстность, этот жар несвойственный нашим мужчинам, напор и наглое обаяние. По его щекам катятся капли воды. Показалось, что это длится вечность. Пока я смотрю ему в глаза, а он мне. И я… я отвечаю.

— Да.

*1 — Евгений Онегин. А.С. Пушкин

— Вы меня преследуете? Это такая игра? Вам скучно?

Мне до безумия и хочется, и страшно сесть к нему в машину. Но выбора нет, и я боюсь опоздать на работу. Второго шанса мне точно не дадут. Испанец открывает передо мной переднюю дверцу и галантно пропускает вперед. И я вдруг понимаю, что даже не знаю его имени. И у меня адски быстро бьется сердце, очень гулко, болезненно. Последний раз посмотрела ему в глаза…и все же они темные и очень глубокие, в них нет дна. Только кайма по краю радужки черного цвета и лучами сходится к зрачку, создавая паутину в которой начинаешь барахтаться изо всех сил. Нет окончательно понятной эмоции в его взгляде, как в глазах других людей. Но он действует на меня так мощно, словно я попадаю под действие наркотика. Парализует волю. Гипнотизирует.

— Ты спросила слежу ли я за тобой? — положил руки на руль, и я снова посмотрела на его пальцы с большими ногтевыми пластинами, широкими ладонями и выступающими на запястье венами. — Да, слежу!

И нагло посмотрел на меня так, что мне показалось, я перестану дышать. Тут же захотелось выскочить из машины, но двери заблокировались, и мы тронулись с места. И я ловлю себя на том, что не перестаю на него смотреть, не перестаю пялиться на его профиль, на влажные рукава рубашки, на выступающие четкие скулы. А еще в салоне его автомобиля умопомрачительно пахнет сумасводящим мужским парфюмом. У меня кружится голова от этого сочетания роскоши, какого-то ощущения ауры порока…Почему-то подумалось о том, что в машине достаточно места чтобы заняться диким сексом прямо на переднем сидении. Представились его руки на женских бедрах то как они силой опускают женское тело к себе на чресла. И это тело…оно мое. На боку светлое родимое пятнышко в виде бабочки.

Тряхнула головой и с трудом оторвала взгляд от испанца, отвернулась к окну. Боже! Ранее утро, я еду на чертовую, проклятую работу с которой меня можно сказать уволили, мне обещали аванс, у меня хренова туча проблем, а я смотрю на этого испанского кобеля и роняю на него слюни в очередной раз…он же меня изнасиловать пытался и это из-за него я осталась без работы, из-за него я вообще чуть не сошла с ума от ужаса, поссорилась с Димой.

— Согрелась? Ты вся дрожишь!

Его голос с легким акцентом звучал очень заботливо и обманчиво ласково. Не спрашивая меня накинул мне на плечи одной рукой теплую, согретую его телом куртку. И меня опалило жаром, окатило волной его мощного обаяния.

К этому мужчине нельзя приближаться, садиться в машину, разговаривать и вообще на него смотреть. Нужно выскочить и мчать в противоположную сторону, так чтоб пятки сверкали, менять адрес, номера телефонов, работу, а меня несет, как глупого, безмозглого мотылька в самую домну в горящее жерло. И все инстинкты самосохранения вопят — беги, Таня, беги!

— Что такое? Боишься меня?

— Я не привыкла по утрам кататься с незнакомцами в машинах.

— Ну от чего я незнакомец? Меня знает полмира. И хоть ты до сих пор и делаешь вид, что впервые меня увидела, но я напомню тебе свое имя — Арманд Альварес.

Арманд. Красиво. Как-то стильно и …невероятно сексуально. Его должно было звать иначе. Как Хуан-Карлос или Хуанито или еще какое-то идиотское имя из сериалов. Почему Арманд? От него веет властью, шиком и его звучание пробирает до дрожи. Вызывает сексуальное возбуждение. Армандами не зовут скромных мальчиков…само это имя уже порок.

— Я видимо отношусь ко второй половине, которая вас не знает.

Ухмыльнулся. И это напомнило мне его тогда в номере. Ухмылка наподобие оскала. Когда зверь нисколько не сомневается в собственной силе.

— Но успела уже побывать в моих объятиях.

— Вы это сделали насильно.

Улыбка пропала и тут же появилась вновь. Как будто ее стерли, и она нарисовалась неестественно быстро сама. Такая же лучезарная, только мне она показалась неискренней.

— Ты почему не пристегнулась? — вдруг спросил он и потянулся рукой к ремню возле моей головы, а я инстинктивно вжалась в сидение чтоб он не прикоснулся ко мне, чтоб не задел мою грудь в обтягивающем свитере. Потянул шлейку, и та скользнула по моим ключицам вниз под грудь, приподнимая ее, по ребру вниз к моим бедрам и ладонь Альвареса случайно или намеренно коснулась моей ноги, там, где как раз оканчивалась юбка. Даже через колготки я ощутила насколько горячие у него пальцы.

Перехватила ремень чтоб пристегнуться самой и сделала только хуже так как накрыла его руку своей и вздрогнула всем телом.

— Можно подумать я электростанция и тебя ударило током. — наклонился к моему уху и прошептал, обдавая жаром чувствительную мочку, — меня от тебя тоже бьет током в двести двадцать. Особенно когда ты так часто дышишь.