ХОРНУССЕН, четыре лье. Маленькая деревушка герцогства Австрийского. На следующий день было воскресенье, мы сходили к мессе и заметили, что там все женщины держатся в левой стороне церкви, а мужчины в правой, не смешиваясь между собой. У них тут поперек церкви идут несколько рядов скамей, одни за другими, такой высоты, чтобы можно было сесть. На них-то женщины и преклоняют колени, а не на полу, и, следовательно, [это выглядит так] будто они стоят; у мужчин, кроме того, имеются поперечные дощечки, чтобы на них опираться, и они тоже преклоняют колени на сиденьях, которые перед ними. Вместо того чтобы, как мы, соединять руки, молясь Богу при вознесении даров, они их раздвигают и держат поднятыми, пока священник не покажет мир[112]. Они предоставили г-дам д’Эстиссаку и де Монтеню третью мужскую скамью, а остальные впереди них были затем заняты людьми весьма убогого вида, как и на женской стороне. Нам показалось, что первые ряды тут не были самыми почетными. Переводчик и проводник, которого мы взяли в Базеле, записной городской вестник, явился на мессу вместе с нами и на собственный лад проявил большое желание быть здесь и горячую набожность.

После обеда мы переехали через реку Аар в Брюгг, маленький красивый городок, принадлежащий господам из Берна, и оттуда поехали посмотреть аббатство, которое королева Катерина Венгерская передала в 1524 году бернским сеньорам; там погребен Леопольд, эрцгерцог Австрийский, а также множество дворян, разгромленных вместе с ним швейцарцами в 1386 году[113]. Там высечены их гербы и имена, и эти могилы на удивление хорошо содержатся. Г-н де Монтень переговорил с неким сеньором из Берна, который там командует, и тот велел все им показать. В этом аббатстве раздают круглые, вполне пропеченные буханки хлеба и похлебку для прохожих, которые об этом просят, никогда им не отказывая со времен основания аббатства. Оттуда мы на пароме, который управляется с помощью железного шкива и высоко протянутой веревки, пересекли реку Рёйс, вытекающую из Люцернского озера, и приехали в

БАДЕН, четыре лье, небольшой город, и в стороне от него предместье, где расположены купальни. Он католический, под протекцией восьми швейцарских кантонов, и в нем проходили многие большие собрания важных господ. Мы поселились не в самом городе, а в сказанном предместье, которое находится прямо у подножия гор, вдоль реки, скорее потока, который называется Лиммат и вытекает из Цюрихского озера. Тут имеются две-три публичные купальни, непокрытые, из-за чего ими пользуются только бедняки. Остальные, которые тут во множестве, заключены в домах и разделены на многие отдельные келейки, как закрытые, так и открытые, которые сдают вместе с комнатами; сказанные келейки —самые порядочные и лучше всего приспособленные, насколько возможно; туда проведены жилы горячей воды для каждой купели.

Гостиницы просто великолепны. В той, где мы поселились, однажды накормили триста ртов, и тому были свидетели. Когда мы туда въехали, там уже имелось большое общество, поскольку для гостей они располагают ста семьюдесятью постелями. Тут семнадцать печей и одиннадцать кухонь, а в соседней с нашей гостинице пятьдесят меблированных комнат. Все стены увешаны гербами дворян, которые тут проживали.

Сам город раскинулся наверху, на округлой возвышенности, небольшой, но очень красивой, как почти все они в этом краю. Кроме того, они делают свои улицы более широкими и открытыми, чем наши, площади более просторными, и повсюду множество богато остекленных окон, у них еще есть обычай расписывать снаружи почти все дома, снабжая их эмблемами и надписями, что придает им очень приятный вид; кроме того, здесь нет ни одного города, где не текли бы многие ручьи из источников, богато обрамленных на перекрестках либо деревом, либо камнем. Это делает их города гораздо более красивыми, чем во Франции.

Вода в купальнях источает серный запах, как в Эг-Коде и других местах. Она в меру горячая, как в Барботане или Эг-Коде, и по этой причине купания тут весьма мягкие и приятные[114]. Буде кто захочет со всем уважением и тактичностью привести сюда дам, пожелавших принять ванну, то он вполне может это сделать, потому что дамы тоже могут уединиться в купальне, которая выглядит очень богатым покоем – он светлый, остекленный, весь вокруг облицован расписными филенками и очень аккуратно обшит досками: возле всех сидений имеются маленькие столики, чтобы читать или играть, если хочется, будучи в купальне. Тот, кто принимает ванну, наливает и использует столько воды, сколько ему потребно, и имеются соседние комнаты, где у каждой своя купальня, и красивые променады[115] для гуляния вдоль реки, помимо всяких искусно сработанных балконов. Эти купальни устроены в небольшой лощине, над которой господствуют склоны высоких, но тем не менее в большинстве своем плодородных и возделанных гор[116]. Для питья здешняя вода кажется немного увядшей и невкусной, будто многократно перелитой из сосуда в сосуд, а что касается ее вкуса, то она отдает серой и в ней есть какая-то непонятная солоноватость, которая словно пощипывает язык. Местные используют ее в основном для купаний, во время которых ставят себе банки и отворяют кровь, да так обильно, что две общественные купальни, куда я заглянул, порой казались наполненными чистой кровью. Те, что привыкли пить, выпивают самое большее стакан-другой. Они останавливаются здесь обычно на пять-шесть недель и почти в течение всего лета навещают друг друга. Ни в какой другой нации нет такой взаимопомощи, как в немецкой (или гораздо меньше), но они приезжают сюда довольно большими толпами. Так издревле повелось, об этом обычае упоминал еще Тацит[117]. Он [то есть г-н де Монтень] пытался отыскать коренной источник и не мог ничего понять, но казалось, что они все тут расположены весьма низко, почти на уровне реки. Вода в ней не такая чистая, как в других, которые мы видели прежде, и туда стекаются воды из других жил, помельче, совсем незначительных. В ней нет тех крошечных искорок, которые поблескивают в других сернистых водах, когда наливаешь их в стакан, в Спа, например, по словам г-на Мальдоната.