— Вспомнил! — воскликнул Славик. — Когда оно меня сцапало за ногу, амулет стал теплым! Даже горячим!

И Славик продемонстрировал висящий на шее молоточек Тора, подаренный Трюггви прошлым годом. Данир тогда объяснил, что в него вложена частица молнии, божественного огня Асгарда, которого боятся «твари с холода» — так скандинавы именовали любую нечистую силу, прочно ассоциируемую со смертоносным морозом, истекающем из ледяной бездны Нифельхейма.

— Альтернативная энергетика, — повторил Иван свой излюбленный постулат. — О которой современный человек и малейшего понятия не имеет. Всё утрачено, забыто, выкорчевано. Сами посудите: наши разговоры о «цивилизованном девятом веке» звучат может быть и остроумно, но абсолютно не реалистично. Давайте признаем наконец, ближайшая «высокая цивилизация» сейчас находится в тысячах километров южнее, в Византии. А Европа от Атлантики до Урала погружена во тьму беспросветного варварства — Тёмные века едва закончились, Средневековье только нарождается, люди на значительной части континента исповедуют анимизм, тотемизм, фетишизм, верят в чудеса, заклинания и табу — точно так же, как верили индоевропейцы-арии десять тысяч лет назад, на своей азиатской прародине… Под этой верой есть серьезнейший базис: предки умели чувствовать и видеть, а мы эти способности утратили.

— Противоречишь сам себе, — сказал Славик. — Мы оба видели барабашку.

— …Только потому, что оказались в естественной среде обитания этих существ, — не задумываясь продолжил Иван. — Здесь их больше, в конце концов! К двадцать первому веку они или вымерли, или ушли.

— Знаете, ребята, как это именуется научным языком? — усмехнулась Алёна. — Какопрагмософия. Неприкладное умствование, сиречь. С вашими способностями можно смело потратить деньги на учреждение Университета сравнительных ненужностей и до хрипоты спорить на Несусветном факультете, почему бороздка проведенная ножом и несколько крупинок соли отпугивают создание, принявшее облик полубесплотной светящейся амёбы. Вы хоть понимаете, что оба несете откровенный бред? Приняв самый заумный вид?

— Наверное, вы правы, — кивнул Ваня. — Обсуждение предметов, о которых не имеешь ни малейшего представления выглядит смешно. А насчет университета — подумаем, изучение ненужностей и максимальный охват всего неинтеллигибельного станет прорывом в науке, десяток Нобелевок возьмем… Хватит болтать, господа и дамы. Славик, засыпь кострище песком, не будем оставлять следов. Ко второй половине дня мы должны добраться, идти осталось всего ничего…

Алёнины инвективы относительно умозрительных выкладок Ивана о происхождении ночного гостя Славика не убедили. Оно существовало, причем было достаточно материальным, чтобы схватить человека за лодыжку, оставив на голенище ботинка отчетливый след — будто напильником провели. Подозрительный момент: от фантома исходил осязаемый холод, общеизвестный признак любой нежити. Добавим, что объявилась тварь после полуночи, а ушла с рассветом.

Какие выводы?

Правильно: натуральнейшая, патентованная нечистая сила. Которой, особо отметим, не бывает.

«Это для нас — не бывает, — поправил сам себя Славик. — Финны, к примеру, живут с «невидимыми» бок о бок столетиями и не особо горюют. Надо будет у Лоухи спросить — если, конечно, старая ведьма согласится рассказать…»

Встреча с емью состоялась когда солнце миновало зенит и чуть было не закончилась малоприятным недоразумением — у ног Ивана в землю воткнулись сразу четыре оперенные охотничьи стрелы. Недвусмысленное предупреждение: стой, а то хуже будет! Самих стрелков видно не было — прятались в камышах на берегу или в березовом перелеске левее и дальше.

Алёна мигом сообразила что надо делать. Вытянула вперед ладони, — общеупотребительный знак мирных намерений, — и выкрикнула на скандинавском, что мы, мол, пришли к Укко и Лоухи, помянула заодно Тихую Иву. Бабушку Славика финны должны были помнить.

Подействовало. Из березняка вышли трое — два парня и женщина постарше, тоже вооруженная луком: в семейной иерархии еми прекрасный пол не занимал подчиненного положения и был вполне самостоятелен, последние отголоски древней матриархальности.

С пятого на десятое объяснились, охотники владели только самыми начатками заморского наречия, в лучшем случае позволявшими торговаться с норманнами, покупавшими шкуры ценного зверя. Однако, кто такой Укко — «Старый», как Славик прозвал главу рода, — поняли моментально, да и упоминание «Стилла Йольстер» вызвало приязненную реакцию.

Оказалось, что деревня стоит вовсе не на побережье, а полутора километрами вверх по течению небольшой речушки впадавшей в залив: строиться в подтапливаемой низине неразумно, при подъеме воды в Невской губе и осенних штормах убытков не оберешься.

Жилища традиционные, свайные, на столбах — еще одно доказательство дремучей архаичности этого народа, словно застрявшего в эпохе неолита. Немудрено, контакты с внешним миром крайне ограничены, емь общается только с ближайшими соседями и иногда со скандинавами или славянами живущими южнее и восточнее. Каждая деревня — замкнутая сама на себя социально-хозяйственная единица на полном самообеспечении, принадлежащая одной разветвленной семье: здесь жило не больше полусотни людей, состоящих в той или иной степени родства.

Полная дюжина квадратных домов с острыми дранковыми крышами, навесы, под которыми хранятся лодки для охоты на воде, открытая кузня, и — надо же! — загончик для лосей. Сохатых используют вместо лошади при пахоте или для верховой езды. Больше никаких крупных домашних животных, только собаки, серые гуси да курицы.

Взглянуть на гостей собрался чуть не весь поселок, однако назойливости финны не проявляли. Постояли, подивились на диковинных пришлецов, да и разошлись — сыновья Старого и вовсе никакого удивления не выказали, эка невидаль! Сам глава семейства был сдержанно-приветлив: хорошо, что заглянули Слейф-жрец, Ивар-серкр и женщина Альвгерд. Пойдемте к очагу, небось проголодались с дороги. Ильмари, Вирта, тащите рыбу и кабанье седло, будем угощать…

Может здешние финны и дикие, но в этикете разбирались досконально — блюли вежество и благочиние свято, как пращурами завещано. Иван, зная что делать, сразу одарил хозяина сокровищами: мешочком с килограммом соли, десятком серебряных монет, кованой бронзовой фибулой и отрезом синего льна белорусского производства — Славику пришлось вчера сбегать в «Дом Тканей». Старый принял подношения с достоинством, но взамен ничего не дал — не время, отдариваться положено когда гости домой соберутся. Зато предложил круговую, деревянную чашу с перебродившим лосиным молоком. Гадость неимоверная, но отказаться нельзя.

Алёна старательно переводила — Укко завел неторопливый разговор о житьи-бытьи. Выдал замуж дочь Хельми, она теперь в деревне води живет, в двух днях пешего пути на закат. В приданое дал кованые серпы, железные наконечники для стрел, пять пчелиных ульев и долбленую лодку. Пуума, сын сестры, добрый охотник, огромного кабана намедни добыл — жуткий вепрь, матерый, мясо два дня коптили. Виды на урожай хорошие, голодными зимой не останемся, особенно много овса уродилось.