Он сломал ей жизнь. Теперь он сознавал это с той уверенностью, от которой всегда уклонялся. Годами Оуэн убеждал себя, что сестра давно забыла Бена, по крайней мере, перестала думать о нем. Поднявшись из-за стола, он подошел к двери в коридор, но там остановился. Как, чем утешить ее?

Стоя в дверях, прислушиваясь к ее рыданиям, Оуэн припомнил, когда в последний раз видел сестру плачущей. Так давно, словно из прошлой жизни: летнее утро, она только что приехала из университета, вместе они прошли по полям, залитым ярким солнечным светом, и вышли клубам, чьи зеленые листья тоже блестели под солнцем, ветви гнулись под тяжестью желудей. И тогда она заплакала впервые за много лет с тех пор, как мать решила покинуть их. Тогда Оуэн стоял рядом и утешал ее — наконец наступил его черед, ведь Хилари так долго оберегала младшего брата.

Заслышав в коридоре его шаги, Хилари притихла. У входа в гостиную Оуэн снова остановился. Когда за столом, после завтрака, он читал послания из Америки, не только Бена он ревновал. Его вытеснили, нашли замену — вот ужас, и с этим ужасом он не совладал.

Оуэн начал медленно подниматься по ступенькам, опираясь рукой на перила, аккуратно ставя ноги на потертую дорожку. А что, если весь остаток жизни они проведут в такой тишине, думал он.

Добравшись до своей комнаты, Оуэн подошел к окну и вновь уставился на футбольное поле.

Детьми они каждое воскресенье ходили в деревню, слушали проповедь. Милосердие, самопожертвование. Нормандская церковь, десятки тысяч прихожан за много веков протерли каменный пол чуть ли не до дыр. Собрание верующих пело; «Подай мне лук сияющего злата! Подай мне стрелы любви!» Мать тоже пела. Взмывали жалобные голоса: «Бродили ли в древности эти стопы по английским зеленым холмам?» Как ему хотелось хоть во что-то поверить, если не в слова Писания, то хотя бы в скорбь, звучавшую в этой музыке, в духовную жажду, изливавшуюся песнопениями! После похорон матери он даже не заглядывал в храм. С годами его религией стал пейзаж, открывающийся из окна поезда, или вид на общинный выгон под вечер — в больших горизонтах его воображение не нуждалось.

Но теперь, глядя в окно, он впервые ощутил равнодушие травы, и деревьев, и дальних домов — застывшие в своем спокойствии, они не судили и не прощали. Еще минуту он провел у окна, созерцая футбольное поле. Потом решительно подошел к гардеробу и вынул оттуда коробку из-под обуви.

Хилари слышала, как брат прошел наверх и как закрылась дверь в его комнату. Слезы высохли, на смену им пришла мертвая тишина. Взгляд Хилари был прикован к большому креслу напротив: еще одна реликвия из родительского гарнитура. На подлокотниках ткань протерлась, спереди, на сиденье, и вовсе порвалась. Поначалу они собирались избавиться почти от всего, от выцветших ковров и от тяжелых штор, но имущество родителей надежно разместилось в доме, а потом уже ни к чему было что-то менять.

Иногда, стоя в очереди в кассу супермаркета, Хилари бросала взгляд на обложку дизайнерского журнала: залитое солнцем помещение со светлыми деревянными полами, яркие, какие-то надежные тона, белое покрывало на белой кровати. Но желание посещало ее лишь на краткий миг. Хилари знала: в такой комнате она сама превратится в чужака.

Она допила остатки вина и поставила бокал на журнальный столик. Наступила ночь, в окне виднелось отражение лампы, каминной доски и книжного шкафа.

«Занятно, да? Как все это сложилось», — приговаривала ее подруга Мириам Фрэнкс, если речь заходила о том, что обе они так и не вышли замуж. Хилари кивала в ответ, вспоминая тот вечер, когда они с Беном сидели в саду возле коттеджа, говорили об Оуэне. Только человек, который так хорошо понимал Оуэна, как Бен, мог бы стать ее мужем.

Выключив свет в комнате, Хилари перешла в кухню. Оуэн протер стол и шкафчики, все расставил по местам. Хилари чуть было не расплакалась вновь. Какая печальная, словно плененная жизнь! Оуэн то и дело хоронил друзей и при этом ужасно боялся, как бы «люди» не узнали. А она так неистово любила его всегда, что его страхи, его зажатость сделались ее собственными. Много ли пользы принесла ему сестринская любовь? Вот о чем она думала, задвигая створки высокого окна.

Наверху, в комнате Оуэна еще горел свет, но сестра не постучалась в его дверь, не пожелала, как обычно, спокойной ночи. Она прошла в свою спальню, по коридору напротив, закрыла за собой дверь. Тонкая стопка писем ждала ее на кровати. Много лет назад она прочла эти письма — понадобилась к Рождеству коробка, и Хилари наткнулась на ее содержимое. Она позвонила. Бен уже был женат. Несколько месяцев, с полгода, наверное, Хилари кипела от гнева, но воли себе не давала, памятуя о том, сколько раз Оуэну предоставлялась возможность уехать от нее, но он ее не покинул.

Она склонилась над постелью, глядя на бледно-голубые конверты. Хорошо, что Оуэн отважился наконец признаться. Завтра, ужиная на кухне, Оуэн предложит съехать, а она объяснит брату, что вовсе не хочет этого.

Хилари отложила письма в сторону и начала раздеваться. Улеглась в постель, выключила ночник у кровати. На мгновение в темноте ей представилось, что она вновь оказалась в той роще и, подняв взгляд к тому, что свисало с гигантского дуба, обеими руками закрыла младшему брату глаза.

Он видел эти утесы прежде — на картинке. Видел широкую полосу пляжа и руины собора. Эллен, жена, показывала ему все это. Такси отъехало от станции, Пол скользнул взглядом по полю для гольфа, и вот он, Сент-Эндрю: колокольня, теснящиеся друг к другу ряды каменных домов, городок на высокой скале над чернильно-синим морем. Вдалеке тянулась над водой низко нависшая полоса грозовых туч; из тумана двигались морские волны. Он смотрел, как волны стремятся к берегу, набухают, вздымают гребень, кипят среди скал.

Эллен, сидевшая рядом на заднем сиденье, взяла его за руку.

Поездка затевалась ради того, чтобы Эллен поработала в библиотеке местного университета. На путешествие ушли остатки ее гранта, пришлось снять деньги с кредитки. Очередной психиатр — слишком дорогой — счел, что перемена климата пойдет Полу на пользу, прервет тупую повседневную рутину. Вот уже год как он бросил работу, депрессия не прекращалась, силы иссякли. В их квартире в университетском городке штата Пенсильвания он лежал ранним утром рядом с Эллен — жена еще спала — и думал, насколько легче стала бы ее жизнь, если бы он вдруг исчез. Но он слишком устал и не мог спланировать даже свое исчезновение.

Но теперь кое-что изменилось.

При виде темной громады утесов его разум оживился и начал прикидывать, как это произойдет. Сидя в такси и держа жену за руку, он на миг почувствовал облегчение.

Зарегистрировавшись в гостинице и распаковав вещи, они отправились на поиски ресторана. Мощеную главную улицу с обеих сторон обрамляли ряды двухэтажных каменных строений мутно-бежевого или серого цвета. Моросил дождь, капли мелкими точками усеяли стеклянные витрины закрытых на ночь магазинов. В пабах уже не кормили. Они пошли дальше и добрались до ресторана на центральной площади, «американского кафе», снаружи подсвеченного семафорами, а внутри увешанного дорожными знаками из Сан-Диего и Гэри, штат Индиана.