— Хотелось бы верить…

До сегодняшней ночи в Тарасовском медицинском университете учились три студента из Сашиной страны. Теперь их осталось только двое — парень и девушка. Именно она-то и интересовала меня в первую очередь. Не только потому, что третьекурсница Тина Брогус была неравнодушна к убитому Саше Ренуа. Дело было в том, что их комнаты располагались как раз напротив — в самом конце коридора на пятом, последнем, этаже.

Впрочем, я понимала, как мало у меня шансов на успех: разумеется, Тину вместе с другими соседями погибшего допросили в первую очередь, и она рассказала, что в момент смерти Ренуа крепко спала. А значит, меня ожидало то же самое, что я уже неоднократно выслушивала в нынешний вечер: ничего не видела, ничего не слышала, ничего не знаю. И все же… Какое-то «седьмое чувство» заставляло меня верить и надеяться.

Конечно, я уже думала над тем, каким путем убийца мог незамеченным минувшей ночью проникнуть в общежитие и так же незаметно покинуть его. Ибо было полным безумием предполагать, что Сашу убили либо влюбленная в него хрупкая Тина, либо Магнус Мэлорд — белый парень, этакий классический студент-очкарик, помешанный на биологии, которого связывали с Сашей Ренуа не только приятельские отношения, но и общие научные интересы.

Лионовски сказал, что преступник не оставил ни следов, ни свидетелей. Если это не совсем даже так, то уж мимо вахтерши в три часа ночи он точно не прошел. Пожарная лестница отпадает — она на виду у соседних домов, слишком рискованно. Значит, остается одно: черный ход, через который студенческая братия обычно вытаскивает наружу мусор. Что ж, попробуем и мы.

Я решительно повернула за угол стандартного здания из серого кирпича с пятью рядами одинаковых окон-квадратов. Почти все они были ярко освещены, за ними шумела жизнь. Все правильно: живые думают о живом. Закон бытия!

Вот асфальтовая дорожка, по которой, должно быть, сегодня утром прогуливался ранний любитель собачьего моциона. Вот высокая стена старых пирамидальных тополей, совсем еще зеленых; да уж — под самую крышу, из дома напротив ничего не видно. А за ними, ближе к дому, — темная масса кустов. Тех самых…

Я отвела глаза. Мне было жутковато смотреть на эти кусты, хотя и знала, что ничего там не увижу. Сердце куда-то упало, по рукам и спине побежали мурашки…

Крайнее окошко на пятом этаже было темным. Да, только оно еще и хранит траур по Саше Ренуа. Да и тот будет недолгим: вот снимут пломбу с двери, приедут люди из посольства, заберут вещи бедняги, чтобы отправить его родным… Наверно, тело тоже увезут. И все! Опустевшую койку займет кто-нибудь, и опять будет светиться вечерами это окно, и будет играть за ним музыка, звучать смех…

Это — жизнь.

Только с тобой, Саня, она сыграла жуткую шутку: в Россию, о которой мечтал с детства, ты приехал за своей смертью.

Ага, вон мусорные бачки. А вот и «потайная» дверца. Заперта, конечно. Ну, это для нас не проблема. А для того, кто замыслил злодейское убийство, — тем более.

Но едва только я, оглядевшись, достала из сумки отмычку, как за дверью послышался шум, а затем и звук поворачиваемого в замке ключа. Несостоявшаяся взломщица еле успела отпрянуть и сделать вид, что она только-только подошла:

— Ой, мальчики, как хорошо-то! Можно, я тут проскочу, а? А то неохота кругом обходить.

Белобрысый парень, в паре с темноволосым крепышом выволокший наружу огромный бак мусора, остановился и уставился на меня с притворной подозрительностью. А на деле — просто с желанием потрепаться.

— А ты к кому такая? Не ко мне ли?

— Так ты ж меня не приглашал. Я к подружке.

— Ну, с приглашением это мы можем уладить, если что. Слышь, Иван? На, действуй… — Он вручил безмолвному напарнику вторую ручку благоухающего сосуда. — А кто твоя подружка? Я тут всех знаю: пятый год лямку тяну.

— Иностранка она. Из пятьсот второй, Тина. Знаешь?

— А… Знаю, конечно. Эта черненькая тихоня… Ничего, хорошая девочка. Я к ним захожу иногда: она живет с нашими девчатами. С нашего курса то есть, — уточнил он.

— Эта она, что ли, землячка того бедолаги, что сегодня из окошка сиганул? — встрял в разговор флегматичный Иван, закончив свое грязное дело.

— Ну да. У нас тут, знаешь ли, сегодня ЧП приключилось. Как говорится, с летательным исходом.

Поскольку гостья, то есть я, выразила живейший интерес, смешанный с ужасом, радушные хозяева поспешили удовлетворить любопытство дамы. И, отпихивая друг друга локтями, наперебой рассказали мне леденящую душу историю гибели Саши Ренуа, снабдив ее смачными подробностями.

— Только ты это брось, что он сам сиганул, — подвел черту белобрысый, которого звали Николаем. — Это только ментам да гэбистам на руку, чтобы дело не раздувать. Скандала они не хотят международного, вишь ты! На мертвеца все теперь свалить, конечно, можно.

Колян яростно обернулся ко мне:

— А Санек не мог этого сделать, не мог! Его по-нашему звали, Сашей, — пояснил он. — У него мать была русская. Он наркотой никогда не баловался, и вообще… мировой был мужик, хоть и негр. И сам бы он никогда…

— Ну да, — опять влез Ваня. — Бывало, скажешь: Шурик, дай червонец или даже пятьдесят рублей… И чтоб отказал, никогда такого не было. Хотя сам не из капиталистов — свой брат… И закурить всегда даст. Готовил тоже классно, прямо как повар… Не, свой был парень, это точно!

— И что же — никто ничего не видел, не слышал? — подстегнула я своих добровольных информаторов.

Мы уже давно заперли черный ход и поднимались по лестнице.

— Не-а. Даже те, которые рядом живут и под ним, — я говорил с ребятами. Мы-то с Иваном что: хоть и в том же крыле, на четвертом, да окна на улицу. Дрыхли все, Танюха, — извиняющимся тоном объяснил Коля и наклонился ко мне: — Я думаю, он через черный ход прошел, убийца-то. Как мы сейчас. А как еще?

— А ключи, Коль? Там же заперто!

— Тю — ключи! Скажешь тоже… Да тут, считай, в каждой комнате есть ключ от той дверцы. — Он подмигнул мне. — Темнота ты, Танюха. Сразу видно — в общаге сроду не жила. А тот парень не вчера родился, верно? Раз на убийство пошел…

Мы поднялись еще на один пролет и остановились на четвертом этаже. Пора было прощаться.

— Ладно, Танюха, бывай! Будет скучно — заходи со своей подружкой. Четыреста четвертая — легкий номер. Не забудь!

Ванюша проснулся, как всегда, «опосля».

— Слышь… — Он обращался куда-то в пространство между мной и Николаем. — А я, кажись, его видел.

— Кого? — одновременно воскликнули мы.

— Ну, того козла, что Шурика кокнул.

— И ты молчал, дубина! — взорвался Колян.

Я боялась верить своим ушам.

— Че — «молчал»… Считай, и не видел ничего — со спины только.