— Думаю, вам пора попрощаться, — вставил Зейл, беря Ханну за руку. — Пойдем, Эммелина. Спокойной ночи, миссис Сивка, увидимся утром.

Все еще держась за руки, Зейл и Ханна вернулись к большой лестнице и прошли в другое крыло дворца.

— Миссис Сивка сказала, что я живу в комнатах королевы, — сказала Ханна, когда они завернули за угол и прошли по коридору, ведущему в ее комнаты.

— Это правда.

— Но почему комнаты королевы находятся так далеко от комнат короля?

— Не все короли хотят, чтобы их королевы жили за соседней дверью.

— Потому что короли заводили любовниц?

— Возможно. Но этому есть и другое объяснение.

— Какое же?

— Не всем королям нравились их королевы, — сказал Зейл, открывая перед Ханной дверь ее апартаментов.

— Похоже, где-то я уже об этом слышала.

Он отпустил ее руку, но не отошел:

— Не хочу противоречить себе, но ты начинаешь мне нравиться. И это все усложняет.

— Почему?

Он окинул ее лицо медленным взглядом из-под ресниц:

— Потому что если ты мне действительно понравишься, я не захочу отпускать тебя.

— Но пока ты не можешь сказать, что я действительно тебе нравлюсь.

— Могу сказать только, что ты нравишься мне все больше и больше.

— Боже, — пробормотала она. Ее сердце было настолько переполнено, что начало болеть. — Какой кошмар.

— Ты озвучила мои мысли, — ответил он, но его голос звучал так чувственно, что у Ханны перехватило дыхание.

Ханна поняла, что безнадежно влюбляется в него.

— Хочешь зайти?

— Уже поздно…

— Не так уж и поздно — всего десять вечера. Мы можем заказать кофе или портвейна.

Он посмотрел на нее долгим взглядом:

— Если я войду к тебе, не думаю, что мне захочется кофе.

— Мы могли бы просто поговорить.

— Ты же знаешь — нам и этого не захочется. — Он опустил взгляд к ее губам. — Если мы окажемся наедине за закрытыми дверьми, я сделаю то, чего я хотел еще с того вечера, когда ты приехала.

— И что же это?

— Мне тяжело контролировать себя.

— Но мне просто любопытно.

— Ты же знаешь, что любопытство сделало с кошкой.

— Да, но было ли это приятно?

Его глаза вспыхнули огнем.

— Чертовски приятно, — произнес он, привлекая ее к себе.

Она откинула голову назад:

— Так значит, кошку сгубило наслаждение?

— Ты несносна. Если будешь продолжать в том же духе, я раздену тебя прямо здесь и зацелую.

— Боюсь, это будет слишком весело для охранников.

— Ты испытываешь меня на прочность.

Ей было приятно обнимать его мускулистое, горячее тело. Она прижалась к нему, потерлась о него, как кошка.

— Я не могу заняться этим здесь, — сказал Зейл. — Было бы как-то неудобно делать это в комнате, где жила моя мать.

— Тогда пойдем к тебе.

Он взглянул ей в глаза:

— Ты серьезно?

Она кивнула:

— Я хочу этого…

— Подожди часик. Остынь. Подумай хорошенько. Потому что если мы хоть раз займемся любовью, обратной дороги уже не будет.

Ханна вошла в спальню короля в черном халате поверх ночной сорочки и черных бархатных тапочках. Она старалась сохранять беспечный вид, но в животе у нее порхали бабочки, а сердце билось слишком быстро. Она сразу увидела Зейла в дальнем конце комнаты, перед одним из каминов. Он снял пиджак, расстегнул ворот рубашки и закатал рукава.

— Молодец, храбрая девочка, — сказал он.

Комната была роскошной — потолок, отделанный деревом, фламандские гобелены на стенах. Но самым роскошным предметом мебели была огромная кровать с балдахином. Многочисленные окна были закрыты золотыми с голубым занавесками, а из-под балдахина кровати виднелось темно-синее расшитое золотом бархатное покрывало.

— Ты пришла, — сказал Зейл, положив руки на бедра и глядя на нее из-под опущенных ресниц.

Она подумала о том, что не такая уж она и храбрая — у нее было ощущение, будто она вошла в логово льва. Свет был приглушен, а кровать готова для соблазнения. На протяжении многих веков могущественные короли спали, мечтали и молились здесь — а скоро здесь окажется и она.

— Да.

— Ты хорошо все обдумала?

— Да.

Он улыбнулся и начал расстегивать остальные пуговицы на рубашке:

— Тогда почему не подойдешь поближе?

Но Ханна не могла сдвинуться с места, зачарованная движениями длинных тонких пальцев Зейла, расстегивавших пуговицы. Наконец он снял рубашку, обнажая загорелый мускулистый торс. Он был великолепен. Метко закинув рубашку на спинку ближайшего стула, он спросил:

— Сомнений не осталось?

— Нет.

— Тогда иди ко мне.

У него было потрясающее тело — широкие плечи, мощная грудь, плоский живот и узкие мускулистые бедра. Было видно, что он много лет работал над созданием такой фигуры.

— Иди ко мне, — повторил он. — Я хочу тебя.

Его голос прозвучал так чувственно, что Ханна задрожала. На мгновение ее сознание запротестовало, но она заглушила протест. Она тоже хотела его. Уже очень давно она не чувствовала себя желанной, уже давно никто не касался ее, не любил ее. И было очень сложно делать вид, что любовь ей не нужна. Не то чтобы она хотела любви Зейла — но она ему нравилась, он желал ее, и на сегодня этого было достаточно.

Ханна подошла к нему. Она ощущала его взгляд, скользивший по ее телу, и ее грудь становилась все тяжелее и чувствительнее. Наконец она подошла к нему вплотную. Он был высоким — очень высоким — и невероятно мужественным. Он развязал пояс на ее халате и откинул его в сторону, а затем стянул халат с ее плеч. Его взгляд упал на глубокое декольте ее шелковой сорочки. Ее соски с темными ареолами ясно виднелись сквозь светло-бежевую ткань.

— Я никогда не видел никого прекраснее, чем ты.

— Красота — не главное, — пробормотала она.

— Ты права. — Он провел тыльной стороной ладони по ее мягкой щеке. — Но что же тогда главное, Эммелина?

— Ты. Я. Мы.

— Теперь ты видишь, что я совершенно серьезен.

По ее телу разлился жар. Будущее ей не принадлежало — у нее было лишь настоящее.

— Да.

Она положила ладони ему на грудь и медленно провела ими по гладким, упругим мускулам.