С этими словами он скрылся и мгновение спустя был на земле. Потом, повернувшись, он с невозмутимым хладнокровием толкнул ногой лестницу, свалил ее и тем лишил своего спутника единственного средства спуститься. Затем он поднял глаза на Уайлдера, который не мог предвидеть ничего подобного, сделал ему фамильярный жест рукой, снова попрощался и удалился быстрыми шагами.

– Очень странное, мягко говоря, поведение! – воскликнул Уайлдер, очутившийся в башне в качестве пленника. Убедившись, что он не сможет прыгнуть в люк, не рискуя сломать ноги, он подбежал к окну, чтобы упрекнуть своего спутника в вероломстве или, скорее, чтобы убедиться, действительно ли он так покинут.

Но юрист был уже на таком расстоянии, что не мог его услышать; прежде чем Уайлдер мог что-либо предпринять, он достиг предместья и исчез за домами.

Все это время Фид с негром подкреплялись из своего мешка, сидя под забором. Наевшись, Фид принялся по своей привычке поучать других. И когда Уайлдер остался один в башне, Дик как раз учил негра правильно вести себя в смешанном обществе.

– Слушай, Гвинея, чтобы в обществе иметь руль на ветре, нельзя все бросать и выходить из спора кормой вперед, как ты недавно. Как по мне, этот Найтингейл намного храбрее в баре, чем на палубе в шквал. И если бы ты, поняв, что к чему, держал руль к ветру так, чтобы ударить его в корму, мы бы сумели так осадить этого парня, что он полностью осрамился бы там…

Уайлдер стал кричать.

– Кто это вопит? Кто закалывает свинью?

– О боже! Да это же мистер Гарри, – воскликнул негр. – Он высунул голову из пушечного порта в маяке и орет, как матрос в шлюпке с вынутой втулкой!

– Ну, он и сам может все наладить. А глотка у него как французский рожок. Какого черта он сзывает людей к этой развалине! Он начал один со всем управляться, не собирал людей, – сам и виноват.

Дик и негр тем не менее поспешили к башне. Уайлдер, сухим и энергичным тоном морского офицера, отдающего приказания, велел им поднять лестницу. Оказавшись на свободе, он спросил, не заметили ли они, в каком направлении скрылся иностранец в зеленом.

– Вы хотите сказать, тот человек в сапогах?

– Именно.

– Он пошел под косым ветром, пока не обогнул вон тот сарай, затем переменил галс и направился к юго-востоку, держась в открытом море, и, я думаю, поставил на реях все свои лиселя.

– Следуйте за мной, – крикнул Уайлдер, бросаясь в указанном направлении и не слушая дальше никаких технических объяснений.

Однако их усилия были напрасны. Тщетно продолжали они свои поиски до заката солнца и расспрашивали всех встречных. Никто не мог им ничего сказать об иностранце в зеленом. Некоторые видели его и даже обратили внимание на его странный костюм и гордый, проницательный взгляд. Но по всем сведениям, он исчез из города так же странно, так же таинственно, как и вошел в него.

Жители города Ньюпорта расходились по домам рано. Они доводили до крайности умеренность и аккуратность – добродетели, еще и ныне отличающие жителей Новой Англии. В десять часов в городе не оставалось ни одного дома, дверь которого была бы открыта, и очень возможно, что часом позднее сон сомкнул все глаза, которые целый день так зорко наблюдали не только за личной жизнью каждого обывателя, но еще, в свободное время, из человеколюбия, – и за интересами соседей.

Содержатель гостиницы «Ржавый якорь» (так называлась гостиница, где Фид и Найтингейл чуть было не вступили в рукопашную схватку) тщательно запер двери в восемь часов.

Для него это означало многое: во время сна искупались те грешки, которые он мог совершить бодрствуя. Обычно те, кому труднее сохранить доброе имя среди приверженцев трезвости, особенно усердно отказываются от соблазнов, если этого требуют традиции. Когда-то все возмущались, что у вдовы адмирала свет горел дольше положенного здесь времени. Обвиняли эту почтенную даму и в других мелочах, ее осуждали шепотом и некоторые посещающие ее приятельницы. Адмиральша не работала вечерами, но в субботний вечер сидела за рукоделием. Она делала это специально, подчеркивая свою приверженность вере (а принадлежала она к епископальной церкви) тем, что вечер воскресенья есть вечер «дня субботнего». По этому поводу они вели молчаливую войну с женой городского священника, хотя, в общем, не враждовали. Жена священника приходила в гости к вдове в воскресенье вечером с рукоделием и несколько минут работала иглой, на это время прервав беседу. А миссис де Лэси из предосторожности перед таким «грехом» перелистывала при этом молитвенник, заменявший ей святую воду, которая держит дьявола на расстоянии, по понятиям верующих, – спасительном.

Итак, вечером того дня, когда начинается наша история, а именно в десять часов, Ньюпорт был так тих, как будто в нем не было ни одной живой души. Не было видно и сторожей по той простой причине, что там тогда не существовало профессиональных воров. Бродяжничество было еще неизвестно в провинциях. Когда Уайлдер с двумя своими спутниками пробегал в этот час по пустынным улицам, нигде не было видно ни одного огонька, ничего не указывало на то, что город обитаем. Вместо того чтобы постучать в двери гостиниц, наши авантюристы направились прямо к берегу: Уайлдер шел впереди, за ним Фид, а Сципион со своим обычным покорным видом, как всегда, составлял арьергард.

Придя к воде, они нашли несколько лодок, привязанных у соседней пристани. Уайлдер отдал приказания своим товарищам и направился к тому месту, куда он распорядился причалить лодку. Прождав необходимое время, он увидел, что приближаются сразу две лодки: одну вел Фид, другую – негр.

– Что это значит? – спросил Уайлдер.

Фид опустил весло и ответил, по-видимому, чрезвычайно собой довольный:

– Гвинея в лодке, которую вы наняли, но вы, по-моему, заключили плохую сделку. И если я не найду вам лучшей лодки из всех, пусть скажут, что я ничего в этом не понимаю. Если бы здесь был наш приходской священник, он бы вам сказал, что я сын лодочного мастера, и даже поклялся бы в этом, то есть если бы вы хорошо заплатили ему за это.

– Негодяй! – со злостью воскликнул Уайлдер. – Ты вынудишь меня когда-нибудь выбросить тебя на берег. Отведи лодку туда, где она была, да привяжи ее!

– Меня выбросить на берег? – решительно возразил Фид. – Это значило бы перерубить одним ударом все ваши снасти, мистер Гарри. Без меня и вам со Сципионом придется несладко. Разве нам плохо было вместе?

– Неплохо, да! Но иногда и двадцатилетнюю дружбу приходится разрывать.

– С вашего позволения, мистер Гарри, да буду я осужден на том свете, если я этому поверю! Вот Гвинея – не более как негр и, следовательно, далеко не подходящий товарищ для белого, но вот уже двадцать четыре года, как я привык видеть его черное лицо, и теперь, видите ли, оно нравится мне так же, как и любое другое. Да и в море, когда ночь темна, не легко заметить разницу. Нет, нет, я не устал еще от вас, мистер Гарри!