В чахлом свете, среди сумрачно молчащих надгробий Блейк почувствовал себя побежденным, раздавленным. И это всё? Вся глубина замысла?

Снаружи продолжал шуршать дождь.

Что и говорить, эти люди рассчитали все досконально, и надо признать, предложение действительно соблазнительно. Сейчас ему пятьдесят два, и мысли о том, как проводить остаток жизни, посещают все чаще. Обычно оперативники уходят в отставку в пятьдесят пять, и что? Житье на жалкую государственную пенсию выглядело совсем непривлекательно.

Семь миллионов долларов. Звучит-то как… Зазывно.

Но беспокоит то, что эти люди знают его слабости.

– Подумайте об этом, мистер Антрим, – посоветовал первый голос. – Взвесьте как следует.

– Всех агентов американского правительства вам все равно не перебить, – сказать это Блейк счел себя обязанным.

– Это правда. Но, откупаясь от вас, мы получаем уверенность, что операция «Ложь короля» потерпит фиаско, а это значит, что агентов сюда больше направлять не будут. Вы доложите о провале и возьмете всю вину на себя. Мы считаем, это проще и эффективней, чем сила. И хорошо, что во главе операции стоит сговорчивый человек вроде вас. Это для нас большая удача.

Еще одно оскорбление, которое Блейк пропустил мимо ушей.

– Мы хотим, чтобы все это закончилось. А с вашей помощью так оно и будет.

Правая рука у тени поднялась, а затем опустилась.

Вперед метнулся человек с оружием.

Тело Блейка Антрима словно сковало; он не мог пошевелиться.

Тихий хлопок. Что-то пронзило грудь – острое, жалящее.

А затем удар – такой, что мышцы свела железная судорога. Ноги подкосились. И он рухнул на пол посреди мертвых рыцарей.

10

Кэтлин припарковала машину на Тюдор-стрит, непосредственно перед воротами. На выданной шефом визитке значилось «зал Мидл-Темпла». Он находился в пределах старого Темпла (или «храма»), то есть являлся частью «Судебных иннов», где четыреста лет кряду процветали и вершили свои дела лондонские законники. В частности, здесь была цитадель двух без преувеличения великих законотворческих обществ, существование которых восходит к временам Генриха VIII. «Срединным храмовником» – членом Мидл-Темпла – был когда-то сам Диккенс. Примечательно то, что он написал о жизни в стенах этих иннов: «Кто попадает сюда, шум оставляет снаружи».

Память все еще будоражил вид запыленных монарших костей. Вот уж не думала, не гадала, что когда-нибудь придется лицезреть такой интим… Кто, интересно, вломился в королевскую усыпальницу? В смелости этим отморозкам безусловно не откажешь: секьюрити на территории Виндзорского замка такая, что мышь не проскочит. Но главное, зачем? Что они рассчитывали там найти? Все эти вопросы неотступно вертелись в уме, пока Кэтлин ехала обратно в Лондон в нетерпеливом предвкушении того, что ее ждет в зале Мидл-Темпла.

Дождь шел неравномерно, налетая хлещущими косыми порывами; короткие каштановые волосы Кэтлин, в помещении уже было высохшие, на обратном пути к машине снова успели намокнуть. У шлагбаума никто не дежурил, на ведомственную стоянку въезжай не хочу. Времени почти половина восьмого, да еще и пятница: в «Судебных иннах» рабочие будни определенно закончились.

А для Кэтлин, похоже, только начинаются.

Пройдя через переулок Королевской скамьи и миновав согнездие краснокирпичных зданий с темными незрячими окнами, она вошла во внутренний двор перед знаменитой Храмовной церковью. Сюда она добралась с обратного конца, перейдя через еще один мощеный проулок и таким образом разыскав зал Мидл-Темпла. Знак на двери возвещал, что вход посетителям закрыт, но Кэтлин его проигнорировала и открыла двери.

Освещенное пространство внутри тянулось на тридцать метров в длину и пятнадцать в ширину под стропилами, дубовые балки которых насчитывали девять веков. Похожие на рыцарские щиты окна по обеим сторонам были украшены изображениями рыцарских доспехов и геральдикой, воздающей честь и хвалу бывшим Срединным Храмовникам. Наряду с Диккенсом в их числе некогда состояли сэр Уолтер Райли, Уильям Блэкстон, Эдмунд Бёрк и Джон Марстон. Из конца в конец тянулись четыре длинных ряда дубовых столов. А на дальнем конце под пятью массивными, писанными маслом картинами тянулся стол старейшин, за которым начиная с XVI века восседали за трапезой лишь самые знатные барристеры. Последние два века портреты над ними не менялись: Карл I, Яков II, Вильгельм III, Карл II, королева Анна, а слева – неразличимая от входа Елизавета I.

На дальнем конце зала показался человек – невысокий, на седьмом десятке; лицо в щербинках, круглое, как старая луна. Косматые строгие брови. Седины уложены так безупречно, что сама собой напрашивается озорная мысль: а что, если их взъерошить? Вблизи становилось видно, что толстые очки в стальной оправе не только скрывают его глаза, но и нивелируют легкую асимметрию неброских черт. На нем был стильный темный костюм-тройка, а из жилетного кармана свисала серебряная цепочка часов. Шел он с тростью, приволакивая негнущуюся правую ногу. Этого человека Кэтлин видела впервые, но уже знала, кто это.

Сэр Томас Мэтьюз.

Глава Секретной разведывательной службы.

В этом ведомстве, отвечающем за деятельность всей внешней разведки, с начала XX века сменились всего шестнадцать руководителей. Американцы, и не только они, называли ее МИ-6 – ярлык, приставший в период Второй мировой войны.

Кэтлин стояла на дубовом дощатом полу, не зная толком, что говорить и что делать.

– Я так понимаю, у вас в Мидл-Темпл членство? – низким сипловатым голосом спросил ветеран разведки.

В произношении угадывался диалект кокни. Кэтлин кивнула:

– После учебы на юридическом в Лондоне мне было предоставлено членство. Так что в этом зале я не раз обедала.

– А затем вы решили, что утверждать закон – занятие более интригующее, чем его трактовать?

– Что-то вроде этого. Мне моя работа нравится. Очень.

– Лично я, – он уставил в нее свой тонкий палец, – наслышан о том случае с рыбками, что был у вас пару лет назад.

Кэтлин вспомнилось про партию тропических рыб, импортированных из Колумбии и Коста-Рики для продажи в британских зоомагазинах. Контрабандисты тогда придумали оригинальный ход: растворять кокаин в пластиковых пакетиках, незаметных в воде, и перевозить вместе с рыбками.

Хитрость наркомафии Кэтлин тогда раскусила.

– Очень умно с вашей стороны разгадать такую уловку, – похвалил Мэтьюз. – И от этого тем более жаль, что ваша карьера сейчас находится в опасности.

Кэтлин промолчала.

– Честно говоря, я вашему начальству сочувствую. Агенты, жертвующие благоразумием, рано или поздно подставляют себя или кого-то другого под удар. Ножом или пулей.

– Прошу прощения, но колкостей в свой адрес я за этот вечер наслушалась предостаточно.