Именно поэтому Чернобыльская катастрофа была прежде всего метальным ударом по советскому строю. Граждане великой страны впервые открыто осознали, что страна не такая великая, а советская наука не такая всемогущая и даже смертельно опасная. Тема эта требует отдельного глубокого осмысления, слишком она важная, незаслуженно забытая и вообще не исследованная историками в моем времени.

Следом была затонувший «Адмирал Нахимов», спитакское землетрясение, жуткая железнодорожная катастрофа под Ашой летом 1989 года и еще многое другое.

Единственное, что выбивается из этого ряда — катастрофа в Йонаве на комбинате «Азот», что в Литовской ССР рядом с Каунасом. К сожалению не помню точной даты, когда это случится, лишь месяц — март восемьдесят девятого, поэтому прогноз получится не слишком точный. С другой стороны, это не слишком важно, поскольку катастрофу можно и нужно предотвратить заблаговременно.

Вообще по размерам эта авария вполне сравнима с Чернобыльской, и лишь чудо, оно же — подвиг тысячи военных и пожарных, не позволили последствиям стать такими же страшными и неисправимыми.

В конце марта из-за обычной безалаберности и разгильдяйства, а так же из-за множества нарушений и ранее сделанных отклонений от проекта, на заводе «Азот» в Йонаве произойдет взрыв гигантской емкости с семью тысячами тонн аммиака. Один насос сломается, второй окажется на плановом ремонте, запасной насос не заведется — в результате огромная цистерна взлетит на двадцатиметровую высоту, после чего жидкий аммиак разольется на огромной площади в тысячу гектар, начнется пожар на складах с минеральными удобрениями. Которые почему-то не вывезли, а наоборот копили к началу весенних полевых работ. Облако ядовитых газов поднимется на стометровую высоту, отравленной окажется территория в пятьдесят километров длиной. Погибнет около тридцати человек, еще пятьдесят останутся инвалидами. В окрестных селах вымрут все коровы и куры.

Тысяча пожарных и военных четверо суток заливали пожар водой, инженерных полк экстренно возвел дамбу, защищающую реку от ядовитого озера. Перекрыли канализацию и неделю откачивали кислотную жижу за пятнадцать километров в пустой карьер, для чего построили специальный трубопровод. Эвакуировали сорок тысяч жителей. Если бы не все это, то отрава попала бы в реку Нярис и тогда потравилась бы половина республики.

Авария на комбинате «Азот» стала крупнейшей техногенной катастрофой в истории СССР не считая Чернобыля. Но почему-то о ней не так широко трубили. Наверное потому, что советская система гражданской обороны и военные показали невероятную эффективность — а такие примеры не нужны были в тот момент.

Вот об этом грядущем событии я и поведал товарищу Громову, когда он наконец выговорился, облегчив душу.

— Так и сказал?

— Слово в слово передаю. Если не поспешить, то взлетит гигантская бочка на воздух. И будет пожар до небес, и будут тушить его не меньше трех дней. И черен будет воздух, и вода, и земля. Живность погибнет в муках. Людей вывезут. Лишь чудом реку спасут от потравы. Накануне Новруза то случится. В городе Ионава. Что рядом с Каунасом. Удобрения там делают. Насос сломается, а запасного нет. Тут беде и быть.

— Байрам Новруз двадцать второго марта в этом году, — задумчиво уточнил, непонятно для кого, товарищ Громов.

— Вы уж передайте, наверх. Чтобы руководящие товарищи приняли меры.

— Разберемся. Но ты больше ни шагу за ворота части. Если гражданин-предсказатель захочет что-то еще важное сообщить, то пусть обращается ко мне напрямик. Из тебя посредник, как из кочегара — флотоводец.

— Не получится, товарищ капитан второго ранга. Не будет он с вами встречаться.

— Не много на себя берешь? — рассвирепел особист. — Передай, что только так теперь будет. Надоели мне твои выкрутасы.

— Вы не поняли, товарищ кавторанг. Это не мои причуды, и не выкрутасы, как вы изящно выразились. Старец сказал, что нельзя вам встречаться. Иначе…

— Что иначе? — с красного, как варенный рак, капитана можно было в этот момент рисовать картину «Кастильский бык убивает тореадора».

— Если вы встречаетесь с предсказателем, то линия жизни у вас обрывается менее чем через год. Извините. Вы сами напросились.

Удар особист выдержал с похвальным достоинством. Мне даже стыдно стало за такой некрасивый и нечестный прием. Но я же ради общего дела, а не корысти для.

— Поясни.

— Убьют вас. Именно из-за старца. И он ничем помочь не сможет. В любом случае доберутся до вас.

— Ты не забыл, что я начальник особого отдела флотилии? Кто меня посмеет тронуть?

— То мне не ведомо. Но если эти люди целую страну собрались загубить, то начальник особого отдела — не та фигура, которая их остановит. Снайперу без разницы какие погоны и должности у жертвы. Но для начала вас выкрадут, обколют химией и вытянут все, что вы знаете. Потом инсценируют самоубийство. И никто не подкопается.

— Морозов, у тебя больная фантазия и явные проблемы с психикой. Как тебя медкомиссия пропустила в погранвойска — не понимаю.

Я лишь пожал плечами в ответ. Вопрос риторический, как мне кажется.

— Не очень складно получается. Ты заливаешь мне, что смертельно опасно с твоим Исмаилом встречаться. Линия жизни якобы обрывается. Тьфу… Дошел до ручки, скоро к цыганам на вокзале ездить гадать начну. Ну да ладно, сделаем вид, что поверили. Но, килевую качку тебе в корму, ты, Морозов, сам с ним давно и спокойно общаешься. Как так? Тебя не выкрадут и не достанут? Или ты бессмертный?

— Все просто, трищ кап… втор… ранга! О моем существовании кроме вас никто не знает и не подозревает, поэтому я в полной безопасности. Вы же — фигура заметная, и ваше пребывание в Лениноране никак не скроешь. На вас обязательно выйдут заинтересованные лица. Ну и во-вторых: мне на дембель через полгода. Уеду домой и никто обо мне не вспомнит больше. Я же говорил вам об этом еще в прошлый раз.

— Ты серьезно? И совесть не будет мучить, что откосил от выполнения воинского долга, да еще в такой сложный момент. Очень похоже на дезертирство во время войны.

Возразить особо нечего, но я пытаюсь это сделать, не раскрывая планов на будущее. Не могу же я открыто сказать, что моя миссия в этих краях скоро закончится, а основной фронт войны находится в Москве.

— Обидные ваши слова, товарищ капитан. За три месяца я для Родины сделал больше, чем некоторые военнослужащие за два года службы. Вам ли не знать об этом? И взрывали меня уже, и награждали, и шпиона вычислил, и еще много чего успею сделать до своего отъезда. Хотите перса-диверсанта вам отдам? Мне не жалко. Дед подробно обрисовал, где его брать надо и когда.

Но Громов неумолим и не принимает шутливого тона.

— Если бы Кожедуб или Покрышкин, получив первую звезду Героя заявили, что выполнили свой долг и больше воевать не хотят, как бы это выглядело? А у тебя пока еще звания Героя Советского Союза не наблюдаю. Дезертирство в чистом виде получается.