Для начала, не стоило приглашать его в гости. Шестое чувство всегда подсказывало Винни, что американских коллег лучше не знакомить с английскими друзьями. Они могут не оценить друг друга по-настоящему, а то и вовсе не понравиться друг другу — и эта неприязнь отразится и на ней, ляжет пятном на ее отношения и с теми, и с другими («Не понимаю Винни. Что она нашла в этих людях?»). Раз или два ей хотелось отбросить подозрения в сторону, но, хорошенько поразмыслив, Винни решала не рисковать. Как сказал однажды Эдвин, светская жизнь — та же алхимия: смешивать чужеродные элементы опасно. Месяц назад Винни нарушила это правило всего лишь ради младшего коллеги, и, вместо того чтобы невзлюбить друг друга, Фред и Розмари, похоже, понравились друг другу слишком сильно. Как ни крути, все плохо.

Сначала Винни вовсе не собиралась приглашать Фреда. Она, конечно, знала, что он в Лондоне — видела его несколько раз в Британском музее. Знала, что приехал он один, а жена его куда-то делась, но куда — непонятно. Как замечала Винни, преподавателям на кафедре мало что известно о личной жизни их младших коллег, при том что слухов о преподавателях-сверстниках ходит предостаточно. Винни и не думала жалеть Фреда из-за того, что он приехал без жены, поскольку после долгих лет наблюдений со стороны не очень-то уважала институт брака.

А пригласила она его в результате чистой случайности. Однажды ветреным дождливым днем, по пути домой из гостей, Винни зашла в продуктовый магазин на Ноттинг-Хилл-Гейт и встретила там Фреда — он живет по соседству. Продрогший, мокрый до нитки, он покупал к ужину два чахлых зеленых апельсина и банку скверного овощного супа. Винни почему-то стало обидно за него и страшно его жалко. Дома, в Америке, она редко заботилась о ком-то, кроме своих студентов и самых близких друзей, — ну не хватало у нее сил на других. Однако сейчас перед ней был младший коллега, голодный и несчастный, в чужом городе. В Коринфе она бы небрежно кивнула и прошла мимо, но в Лондоне Винни — совсем другой человек, здесь она лучше, добрее. И ей, против обыкновения, подумалось, что надо чем-то ему помочь. А не пригласить ли его в воскресенье на вечеринку? В конце концов, гостям его показать не стыдно.

Что и говорить, не стыдно. Есть, правда, во внешности Фреда что-то чересчур изысканное, как у щеголей с реклам времен ее детства, — хотя, видит бог, его вины здесь нет. Он не наряжается в пух и прах, не смотрит свысока на других; носит обычную, даже скучную деловую одежду, хорошо воспитан, не выделяется из толпы. И все же красота его часто злит людей, особенно мужчин, достаточно вспомнить, как над ним насмехались после собеседования в Ассоциации изучения современного языка. Его счастье, что у него вышли две серьезные статьи и занимался он литературой восемнадцатого века: по этой части достойные кандидаты — редкость.

Не спасла красота Фреда и его брак, размышляет Винни. И пожалуй, немудрено. Такая совершенная красота рождает пустые надежды. За благородным обликом якобы должен таиться столь же могучий ум и прекрасная душа — заблуждение в духе философов-платоников. Между тем Фред, насколько может судить Винни, всего лишь обычный, в меру умный молодой человек, который кое-что смыслит в литературе восемнадцатого века. Да и жизнь рядом с писаным красавцем утомляет, как и любые слишком яркие впечатления.

Винни тут же пожалела о приглашении, но на вечеринке Фред ей хлопот не доставил. Винни заметила, что он едва обменялся парой слов с девушкой-панком и ее грозным на вид приятелем, — ну кто бы его обвинил? Много ел, что неудивительно: если судить по овощному супу и настойчивым расспросам о том, как получить зарплату по чекам из Коринфа без четырехнедельной задержки (ответ: никак), Фред сейчас без гроша.

Чуть позже Винни заметила, что Фред присоединился к кружку вокруг Розмари Рэдли, но вокруг Розмари каждый раз собирается кружок. У нее дар притягивать к себе внимание и при этом не подавлять собеседников, — по мнению Винни, этим даром должен обладать всякий хороший актер. Влияние Розмари распространяется недалеко, всего на несколько футов, как и положено актрисе кино и телевидения. В отличие от многих театральных артистов, знакомых Винни, Розмари не способна приковать к себе все взоры в большой комнате, но в маленьком кружке ей нет равных. При этом она не задерживается подолгу на одной теме, не сплетничает, не выдает чужих тайн, не умничает — словом, не говорит ничего такого, чего не стали бы говорить ее героини на экране.

Играет Розмари в основном настоящих леди, аристократок всех времен и народов — от Древней Греции до сегодняшней Англии. Но не королев и императриц, для которых ей недостает величия и царственности. Красавицей Розмари не назовешь, скорее она на редкость хорошенькая: бело-розово-золотистая, изящная, будто с картины Франсуа Буше, черты лица приятные, но мелкие и не очень выразительные. Она легка, нежна, воздушна и изысканна (при этом на экране может быть смешной, жалкой или печальной, как того требует сценарий). Без работы она не сидит, ведь среди героинь британских телесериалов масса аристократок, а критики называют Розмари одной из тех редких актрис, кому удается убедительно играть истинных леди. Иногда в прессе добавляют, что это и неудивительно, поскольку она и есть истинная леди, дочь графа.

В личной жизни, по всеобщему мнению, Розмари не везет. Она дважды была замужем, оба раза недолго и неудачно. Детей у нее нет; сейчас она живет одна в большом, красивом, неопрятном доме в Челси. Злые языки, понятно, говорят, что она сама виновата в своем одиночестве — Розмари безнадежный романтик, слишком много (или слишком мало) требует от мужчин, необоснованно ревнива, себялюбива (или, наоборот, позволяет вытирать об себя ноги), ненасытна (или, напротив, холодна) в постели и так далее и тому подобное. То же самое, как известно Винни, говорят о любой одинокой женщине. Поэтому Винни от души сочувствует Розмари. Но не доверяет ей.

Точнее, ее обаянию: вкрадчивости, легкомысленной порывистости, привычке говорить с тобой как с близким другом, но при этом держать на расстоянии. Например, когда в кругу ее знакомых появляется новый человек, Розмари делает ему необычный комплимент — хвалит какую-нибудь черточку, на которой никто иной не заострил бы внимание, а возможно, и вовсе не заметил бы. Розмари может объявить во всеуслышание, что обожает свою двоюродную сестру, или знакомую, или дантиста, или продавщицу фруктов за то, что она (или он) чудесно составляет букеты из роз, четко выговаривает слова, у нее прелестно вьются волосы… Говорит Розмари так, будто сделала удивительное открытие, и неважно, где находится предмет восхищения — рядом с ней или за много миль.

Как-то раз за обедом у Эдвина, когда на минуту стих шум голосов, Розмари пропела, что в восторге от того, как Джейн (подруга Винни) ест салат! Джейн впоследствии убедилась, что уточнять у Розмари, что она имела в виду, совершенно бесполезно. Даже если удастся вновь завладеть ее вниманием — а это дело непростое, — Розмари лишь откинет со лба бледно-золотистые локоны, рассмеется, как только она одна умеет («будто хрусталь сверкает на солнце», по словам одного восторженного телевизионного критика), и воскликнет: «Ах, даже не знаю, как это объяснить! Просто… это так… чудесно!» А если ответить возьмется кто-то другой, Розмари либо пропустит объяснение мимо ушей, либо возразит, что дело совсем, совсем не в том! Она не могла вынести, чтобы ее минутные настроения — легкие, как бабочки, — кто-то разбирал, раскладывал по полочкам.