Каждый в городе знал, что это мы. Дом сгорел почти дотла, никто его не тушил. Все тихо сидели и ждали, пока мы завершили свою работу и разошлись.

Только на том дело для нас не закончилось. Через год полиция поймала в Скотч-Миллз парня, который убил девочку из Саблимити, и тот признался, что Ребекку убил тоже он. Сначала убил, а потом утопил.

Когда я про это узнал, я надрался и запил на неделю. С тех пор на меня стали смотреть по-другому: будто раньше я был герой, а теперь стал обыкновенным убийцей.

Дэлан принял все еще хуже. Он злился и говорил, что виноваты все, а не мы одни, и отчасти оно так и было. Эвервилль виноват в их смерти не меньше нашего. Я не знаю, прочтут когда-нибудь люди мои слова или нет, но если прочтут, пусть простят меня за них. Все это правда, клянусь могилой моей матери».

На этом признание Макферсона закончилось, оставив больше вопросов, чем ответов.

Перечитав его еще раз, Эрвин окончательно разволновался. Он поднялся и заходил по комнате, обдумывая план действий. Без сомнений, его долг заключался в том, чтобы пре дать документы гласности. Но если сделать это в праздник, когда город изо всех сил старается выглядеть идеально, то внимание публики он, конечно, получит, зато может нажить врагов среди друзей и клиентов.

Ну и пускай, решил Эрвин. Разве не говорил он себе двадцать раз, что пора куда-нибудь переезжать, пока он еще молод и полон сил? И разве сейчас не самый подходящий случай? Ведь теперь его будут знать как адвоката, раскрывшего тайну Макферсона, и это дело станет его визитной карточкой. Однако другая часть его — та, что успела привыкнуть к тихой уютной жизни в спокойном городке, — говорила: на до пощадить чужие чувства Если ты обнародуешь такую новость во время фестиваля, тебе здесь больше не жить.

Эрвин расхаживал по кабинету, перебирая в уме доводы, и в конце концов принял решение ничего не решать. По крайней мере, сегодня. Для начала нужно проверить факты и точно установить, признание это или болтовня. Нужно узнать, действительно ли в здешнем водохранилище нашли тело девочки по имени Ребекка Дженкинс, стоял ли возле реки дом и что произошло с его обитателями.

Эрвин снял фотокопию завещания в кабинете у Бетти-Джейн (которую отпустил на день в Портленд повидать мать), запечатал оригинал в конверт и запер в сейф. Сделав это, он сложил копию в несколько раз, положил в карман пиджака и отправился обедать в ресторанчик Китти. Эрвин не был склонен к самоанализу, но, проходя по Мейн-стрит, не мог не чувствовать парадоксальной странности собственного настроения. Убийство, самоубийство, гибель невинных необыкновенно увлекли его. Он не мог припомнить другого дня, когда был бы так доволен жизнью.

Ближе к полудню на лице у Фебы Кобб появилось выражение, с каким кое-кто из пациентов в приемной доктора Пауэлла уже сталкивался и знал, что оно не сулит ничего хорошего. Горе тому, кто подойдет к ее столу для регистрации на пять минут позже, а тем более тому, кто станет оправдываться и придумывать нелепые извинения. Если бы опоздавшего вкатили в приемную на каталке с переломанными костями, Феба и это не сочла бы уважительной причиной.

Как минимум двое из постоянных посетителей прием ной доктора — миссис Конверс, пришедшая за таблетками от давления, и Арнольд Хикок, нуждавшийся в суппозиториях, — знали Фебу достаточно хорошо, чтобы догадываться о причине ее раздражения. И они не ошибались.

Пять с половиной фунтов. Как такое возможно? Три не дели она не брала в рот ни конфет, ни пончиков. Не позволяла себе даже понюхать жареного цыпленка. Как это воз можно — истязать себя, отказывать себе буквально во всем и тем не менее набрать целых пять с половиной фунтов? Или теперь она толстеет от эвервилльского воздуха?

В приемную, держась за живот, вошла Одри Лэйдлоу-

— Мне необходимо видеть доктора Пауэлла, — заявила она с порога.

— Срочно? — За вопросом Фебы, заданным самым не винным тоном, крылась ловушка.

— Да! Очень!

— Тогда вам нужно попросить кого-нибудь отвезти вас в Силвертон, — объявила Феба— Срочная помощь у нас там.

— Не настолько срочно, — огрызнулась Одри.

— Тогда вам придется записаться заранее. — Феба полистала журнал. — Завтра в десять сорок пять. Устроит?

Глаза Одри сузились.

— Завтра? — переспросила она.

Феба вежливо улыбалась и с наслаждением наблюдала, как Одри скрипит зубами от злости. Всего два месяца тому назад худенькая, невротичного склада мисс Лэйдлоу выскочила из приемной со словами «Толстая сучка!», Слова прозвучали достаточно громко, и Феба подумала: ну, погоди.

— Не могли бы вы просто сказать доктору Пауэллу, что я здесь? — осведомилась Одри. — Я уверена, он меня при мет.

— У него пациент, — сказала Феба— Если хотите, садитесь и…

— Это невыносимо! — воскликнула Одри, но выбор был небольшой. В этом раунде победа осталась за Фебой, так что Одри пришлось сесть на стул возле окна, кипя от ярости.

Феба, чтобы скрыть торжество, опустила глаза и принялась снова перебирать почту.

— Где ты была так долго?

Она подняла глаза — Джо, облокотившись на стойку, произнес это еле слышным шепотом. Она окинула взглядом приемную и прочла во всех взорах, устремленных в его широкую спину, один и тот же вопрос о чем этот чернокожий мужчина в заляпанном краской комбинезоне шепчется с замужней женщиной вроде Фебы Кобб?

— Когда ты заканчиваешь? — тихо спросил он ее.

— У тебя краска в волосах.

— Приму душ. Так когда?

— Ты не должен сюда приходить.

Он пожал плечами и улыбнулся. Ах, как он улыбался!

— Около трех, — ответила она

— Отлично.

С тем он и ушел, а она осталась, и все взгляды теперь уст ремились на нее. Она это выдержала. Иначе ее немедленно сочли бы виновной. Так что она мило улыбнулась им в ответ и не отвела глаз до тех пор, пока зрители не потупились. Тог да и только тогда она вернулась к почте, хотя руки у нее вспотели и тряслись еще целый час, зато настроение поднялось. Она даже уделила Одри Лэдлоу пару минут и дала ей что-то от ее диспепсии.

Только Джо удалось это: он явился и переменил привычное течение ее жизни. Все было, конечно, прекрасно, да; но опасно. Рано или поздно Мортон поднимет глаза от своей отбивной и спросит ее, отчего она так сияет. И Феба не сумеет скрыть правду.

— Из-за Джо, — скажет она— Джо Фликера. Ты его знаешь. Ты не можешь его не знать.

— И что с ним такое? — спросит Мортон, и его плотно сжатые губы сожмутся еще плотнее. Он не любит черных.

— Я провожу с ним много времени.

— Какого черта? — опять спросит он. Феба будет смотреть в его лицо, когда-то любимое, и думать о том, как оно успело стать таким мрачным и обрюзгшим. Тем временем он начнет орать: — Я не желаю, чтобы ты трепалась с ниггером!