Вот и сегодня Акулина показала, что помнит его, дала знак, хоть и на исходе уже ее шаманская сила: осенью ровно век будет, как покинула она Средний мир. А когда умирала, говорила: «Сто лет буду еще с вами, буду помогать, чем смогу. А потом насовсем уйду в Джабын, в мир мертвых шаманов». Нынешняя могила ее – третья по счету, как положено, в земле. Ровно двадцать пять лет назад погребли. Два первых захоронения в арангасах-лабазах были – на деревьях, там – наверху, на сопке. Первый арангас от времени упал – дед ее косточки во второй переложил. Второй упал – в землю положили, как обычай велел и как она сама завещала. Только похоронили не наверху, а под горой – место спокойнее. Наверху-то, рядом с самым арангасом, во время войны полосу проложили, самолеты сперва в лагерь какой-то груз возили, а потом к геологам летали, что на Дыбах разведку вели. Ну и беспокоили бабушку сильно…

Плоская вершина сопки, уже полностью освободившаяся от снега, еще накрытая рваной шкурой желтого, не ожившего мха, была расчерчена извилистыми линиями бараньих троп. Кое-где виднелись старые лежки, вытоптанные копытами и вытертые боками до желтого суглинка плешин. Никаких посторонних предметов видно не было, но в самом центре площадки чернел большой ровный круг, словно старое гигантское костровище.

«Ин-те-рес-но! – протянул Афанасий. – Откуда он взялся?!» Разжигать костры на участке, кроме него, было некому, да и зачем это делать на голой сопке?.. Еще раз вспомнив вчерашний мерцающий огонь, совсем не похожий на костер, он наконец-то догадался: «Однако, метеорит упал… Геологам показать надо…»

Глянув вокруг, – не валяется ли где поблизости оплавленная булыжина? – он цепким взглядом таежника тут же заметил чуть в стороне четкие и свежие отпечатки пятипалых лап.

«Какой любопытный Старик! – Афанасий покачал головой. – Вперед меня посмотреть прибежал. Не наш, однако, с другого места прикочевал, большой шибко. Как бы лошадок не тронул, надо их поближе к избушке перегнать…»

И Афанасий заспешил к зимовью.

Вертолет уже полтора часа рубил винтами поднебесье. Монотонный гул турбин и мелкая вибрация всего корпуса постепенно утомили сидящих внутри, и почти все они задремали. К тому же для большинства плывущие внизу горы не казались чем-то необыкновенным, подобную картину они видели многие десятки раз, и она волновала их лишь в первые минуты. Но только не Зденека Шастеля и двух практикантов – Верку Заимкину и Валерку Стрельцова, которые то и дело прилипали к иллюминаторам. Верка вообще в первый раз в жизни летела на вертолете, да и на Крайнем Севере оказалась впервые. Хотя второй год числится в сибирячках – ровно столько, сколько учится в техникуме. Вообще-то она родом с Брянщины, из глухой, затерянной в лесах и снегах деревеньки Еловая, но так случилось, что приехала учиться на геолога в далекий, неведомый ей Иркутск. Там давно жила ее родная тетя, вот Верка и перемахнула к ней почти через всю страну. В Еловой она оставила мать и терзавшие ее тогда воспоминания о первой неудавшейся любви. А геологию выбрала, чтобы забраться куда-нибудь подальше в лес или горы от всех людей, казалось, так и тычущих пальцами в неудачницу, брошенную простым сельским трактористом. Отслужив в армии, ее Петька, с которым она гуляла еще с восьмого класса, которого верно ждала два года на виду у всей деревни, которому по два раза в неделю писала длиннющие письма, просто не пожелал вернуться в Еловую. И не позвал ее к себе в Тверь, где остался и устроился после дембеля. Но, как говорится, нет худа без добра, и та же самая любовь, которая заставила ее пролить немало девичьих слез и фактически сбежать куда глаза глядят, распахнула перед ней не только двери в романтическую и увлекательную профессию, но и в яркий, наполненный событиями и интересными людьми мир бывшей сибирской столицы. К тому же в первое время, замыкаясь в себе и не ища веселых компаний, Верка пряталась от однокурсников в библиотеке. И здесь она, еще не ступив ни шага по геологической тропе, начала открывать для себя огромный и загадочный мир тайги, гор и приключений. По книгам. В ее родной Брянщине она бы никогда и не услышала о сибирских писателях-геологах, а тем более не прочитала их повестей и романов. А теперь с героями первопроходца-изыскателя Григория Федосеева, известного палеонтолога Ивана Ефремова и их предшественника Вячеслава Шишкова Верка прошла тысячи маршрутных километров по Восточной Сибири и Дальнему Востоку, побывала в пустыне Гоби, на Алтае и на Крайнем Севере. Вместе с ними она погружалась в тайны Угрюм-реки и кладбища древних животных в недрах гольца Подлунного, спасалась от неминуемой гибели в тисках Джугджура, задыхалась в раскаленных песках Монголии, шла заповедными тропами, ведомыми только «лесному человеку» Улукиткану, выслеживала коварного медведя-людоеда на склонах Ямбуя. А поскольку авторами этих книг были не выдумщики-беллетристы, а много повидавшие, умудренные преодолением реальных сложностей и сделавшие настоящие большие открытия люди, то эти повести и романы могли служить и служили хорошими учебниками полевой геологической жизни. К тому же Иван Ефремов был прекрасным историком и даже автором не совсем типичных для «советской» литературы философских взглядов и порожденных ими героев. Чего стоила одна знаменитая гетера Таис Афинская, которую он не побоялся сделать главной героиней романа. Правда, дождаться очереди в библиотеке на этот роман было не так-то легко, но Верка дождалась и почти окончательно влюбилась в Ефремова. «Почти» потому, что он писал еще и фантастику, а ее-то Верка не очень жаловала. Так что год она прожила в книжном, но при этом вполне реальном и осязаемом мире, где главными действующими лицами были настоящие парни с их мужскими поступками, крепким словом, порядочностью и готовностью вызволить друга из любой беды. На этом фоне образ мелкого в своей расчетливости Петьки быстро тускнел и постепенно сходил на нет.

Веркины обида и боль стали потихоньку угасать, а потом и вовсе поселились лишь где-то в самом потаенном уголке памяти, заслоняясь иными впечатлениями, встречами, лицами. Прошло несколько первых, самых сложных месяцев, потом первый год, и волшебная сила молодости оживила, возродила ее для новой жизни и, может быть, новой любви, сначала осторожно повела, а потом и помчала по кругу стремительной и радостной карусели студенчества.

И вот теперь Верка была по-настоящему счастлива и не могла этого скрыть: темно-карие глаза на смуглом лице то и дело радостно вспыхивали, по губам блуждала едва заметная улыбка. Еще бы, отвиснут же челюсти у однокурсников, когда она им выложит, что не ковырялась, как большинство из них, в какой-нибудь глине, гравии или прочих стройматериалах за околицей сибирской деревни, а искала золото, настоящее ЗО-ЛО-ТО! И не где-нибудь, а возле самого Полюса холода, в заповедных горах со снежными вершинами, в местах, куда, можно сказать, нога человека не ступала!

Опережая события, она на мгновение мечтательно прикрыла глаза и тут же оказалась в том самом каньоне, что видела недавно в американском фильме «Золото Маккены». Обрывистую стенку каньона рассекало несколько мощных жил ослепительно-желтого цвета, а у подножия валялись огромные куски горящего на солнце металла. Высоко в небе (ее же ждут такие дикие края!) парил хищный гриф, но (на месте ей иногда будут выдавать оружие!) бедро успокаивающе ласкал кольт, и к тому же (в лагерь для них уже перегнали полудиких лошадей!) верный мустанг ржал за спиной, добавляя уверенности. А из глубины каньона мчался на своем вороном красавец ковбой Маккена…