– У тебя все в порядке?

– Да.

– Вы можете дать мне экземпляр пьесы? – спросила я.

– Разумеется. – Джо-Джо ушла за сцену и через пару минут вернулась с листами бумаги. – Пожалуйста. – Она помолчала, и впервые за нашу встречу я почувствовала, что Джо-Джо нервничает. – Вы думаете, что сумеете это поправить?

– Что именно?

Она взмахнула рукой.

– То… что тревожит Алекса.

Я кивнула и подняла руку с рукописью пьесы.

– Это прекрасно. Огромное вам спасибо.

Алекс пристально смотрел на Джо-Джо.

– Мы готовы начать снова?

Она улыбнулась мне.

– Видите? Он рожден для сцены. – Джо-Джо подняла руки и хлопнула в ладоши над головой. – Возвращаемся к третьему акту!

Я поблагодарила ее и помахала рукой Алексу. Он стоял, как скала, посреди сцены, освещенный прожектором, и смотрел прямо перед собой.

* * *

Вечер я провела за чтением рукописи Джо-Джо. Оригинал я помнила смутно – о молодом принце, потрясенном смертью отца и поспешным выходом замуж матери, – но все-таки могла выделить те строки, которые Джо-Джо оставляла нетронутыми, и другие, имеющие непосредственное отношение к современному Белфасту. Бросающиеся в глаза изменения – в какой-то момент Гамлет говорит: «Бунтовать или не бунтовать», – заставили меня поморщиться, кое-что из оставленного вызвало вопрос: а может, участие Алекса в постановке приносит ему не только пользу, но и вред? На сцене он держался уверенно и выглядел убедительно, тут сомнений быть не могло. Его анекдот даже меня заставил улыбнуться.

Но была и другая сцена, к ней я отнеслась с опаской. Сцена, которая могла спровоцировать у мальчика замещение реальности фантазией: когда Бернардо и Горацио видят призрак умершего короля, Горацио восклицает: «Да, я пронизан страхом и смущеньем», сравнивая призрак с демоном. «Клянусь, – добавляет Горацио в адаптации Джо-Джо, – я не поверил бы, что вижу этого демона, когда бы не бесспорная порука моих же глаз».

Причины присутствия Руэна в жизни Алекса прояснялись. Но я пока не могла понять, как избавить Алекса от его демона.

* * *

Задача на сегодня – побывать у Алекса дома и встретиться с тетей Бев, а также осмотреть район, в котором он живет. Меня никогда не устраивает информация о пациенте, собранная в его медицинской карте: Поппи была гораздо более сложной личностью в сравнении с тем портретом, какой рисовали лечившие ее психиатры. Жила она в Шотландии, уверенно чувствовала себя в Седле Артура[14], и во многом ее личность формировалась окружающей средой. Конечно же, я рассматриваю предложение Майкла оставить Алекса дома, там, где ему безопасно, удобно и уютно. Но я также знаю, что существуют безболезненные способы перевода ребенка из дома в стационар, если врач не сочтет за труд потратить время, чтобы понять, откуда именно поступает в клинику ребенок.

Я надеваю талисман и отправляюсь в город пешком, добираюсь до рынка Сент-Джордж, расположенного вблизи набережной, когда звонит мой мобильник. Это Майкл. Я раздумываю, может, не принимать вызов. Не хочется видеться с ним вновь, учитывая наш конфликт из-за Алекса. Несколько секунд смотрю на дисплей, потом все-таки нажимаю на кнопку «Ответ».

– Как же быстро вы ходите, – говорит Майкл. Он тяжело дышит, и я слышу шум транспорта.

– Где вы?

– Можете секунду постоять на месте? Я уже рядом.

Я оглядываюсь. Высокий блондин в длинном черном плаще машет мне с другой стороны улицы. Майкл. Я хмурюсь и сама машу рукой. Когда автомобили останавливаются на красный свет, он трусцой перебегает дорогу, его лицо сияет. Не то что при нашем общении в больнице. Хотя, по мере приближения, улыбка тает, теперь он выглядит так, будто за что-то извиняется. Майкл протягивает руку, а когда я пожимаю ее, он мягко тянет меня к себе и чмокает в щеку.

– Как вы? Лучше, чем при нашей последней встрече?

– Намного.

Его глаза изучают мое лицо.

– Я знаю, как этот мальчик важен для вас. И хочу заверить, что буду действовать исключительно в интересах Алекса.

Он кивает.

– Я знаю, что в Эдинбурге многое гораздо проще. Но здесь ситуация иная. По моим наблюдениям, для детей, которых отрывали от семьи, жизнь изменялась только к худшему.

Мы уже идем бок о бок, его голос тонет в шуме рынка. Мы сворачиваем на боковую улицу, она ведет к муниципалитету. На ней поет какой-то мужчина. Майкл останавливается, чтобы бросить несколько монет в маленькую красную кружку. Мужчина начинает петь громче.

– Может, вы меня не слышали, когда я сказала, что нет у меня стремления разлучать Алекса и Синди, – возвращаюсь я к щекотливой теме. – И я говорила серьезно. Но период времени, проведенный в Макнайс-Хаусе, поможет назначить Алексу правильное лечение.

Майкл смотрит вперед, руки держа в карманах.

– Обжегшись на молоке, дуешь на воду, – замечает он.

– О чем вы?

Он мнется, покусывает нижнюю губу.

– Несколько лет назад тут работал один парень, на вашей должности. Мэнсон. Я курировал двенадцатилетнюю девочку. Нину. Симпатичную блондинку. Она страдала синдромом Аспергера, а также редкой болезнью, которая называлась «Сигаретные ожоги». Ее отец потом признался, что это его работа. Мать выгнала его, умоляла нас оставить ей Нину. Но Мэнсон, закончив лечение, сразу отправил ее в приемную семью.

Мы приближаемся к концу боковой улицы, шум транспортного потока усиливается. Я останавливаюсь, чтобы Майкл мог закончить рассказ.

– Ее вернули матери?

– Да, но сколько это принесло ненужной головной боли. И я, наверное, теперь стал скептиком. Эти детки многое выдумывают, желая привлечь к себе внимание.

В этот момент сердце у меня падает. Команда, призванная определить, как и чем нужно помочь Алексу, состоит из веселого, одержимого пончиками трудотерапевта Говарда Дунгара, который всегда остается в тени, ставя подпись на уже готовом документе; Урсулы, чье участие в обсуждениях выражается ледяным неодобрительным молчанием, поскольку думает она исключительно о стремлении выйти на пенсию; и Майкла-скептика, не верящего в то, что я делаю.

– А как вы здесь оказались? – спрашивает он, заставляя себя улыбнуться.

– Осматриваю достопримечательности.

– Достопримечательности? Я полагал, вы выросли в Белфасте.

– Значит, охочусь на демона, – улыбаюсь я. – Я обследую окружающую среду Алекса.

Майкл шагает к бордюрному камню, вытягивает руку, и через несколько секунд мы уже сидим в такси.

– Прямо по дороге, пожалуйста, – говорит он водителю.

– Куда мы едем? – спрашиваю я.