— Гость хорошо говорит по-нашему, — похвалил гази.

Ушаров поклонился и сел на указанное место.

Курширмат долго разглядывал Николая через синие очки. Ушаров почтительно молчал.

— Русский ты или мусульманин, неважно, но то, что ты свободно владеешь нашим языком, нам приятно и делает тебе честь, — заговорил Курширмат. — Я знаю русский язык, но не так хорошо, как ты узбекский. Я рад, что ты принял мое предложение.

— У вас, эмир-и-Муслимин, большая цель, — заговорил Ушаров с подъемом, решив польстить главарю басмачей. — У вас большая цель, которая вам по плечу. По сравнению с вашей, моя цель мала, как блоха, затерявшаяся в шкуре верблюда.

— Какая же цель у тебя, урус?

— Я хочу быть обеспеченным человеком. Я молод, и три года войны не сделали меня богатым. Я рассчитываю на вашу, джан-додхо, милостивую щедрость за то небольшое одолжение, которое сделал...

— Ты согласился мне служить. Значит ли это, что ты веришь в мою победу? — задал вопрос Курширмат.

— Он — большевик! — произнес Ситняковский. — А большевики ни во что не верят. Ни в бога, ни в черта. Я верно говорю, Николай Александрович?..

— Если бы я верил в быструю победу большевиков, то не рискнул бы дать согласие служить вам, гази, — уклончиво ответил Ушаров. — Скажу честно, что я лично заинтересован сейчас в том, чтобы вы воевали долго.

— Больше получишь денег? — съязвил Ситняковский с вызовом.

— Да! Это моя главная забота, — миролюбиво согласился Ушаров.

— Эдак ты и нового хозяина продашь! — Ситняковский перебрался ближе к столику.

— Это мне невыгодно, — серьезно возразил Ушаров. — Прекратится источник дохода.

Курширмат молча слушал перебранку.

В шатер вошел Аулиахан-тюря, почтительно поклонился хозяину, кивнул Ушарову, присел, сложив ноги калачиком, к низенькому столику, молитвенно провел ладонями по красивому лицу, огладил холеную бороду.

Курширмат трижды хлопнул в ладоши. Моментально приподнялся полог шатра, появился один из телохранителей — рослый джигит в черном халате, вооруженный маузером и саблей.

— Пусть принесут обед! — приказал Курширмат.

Джигит низко поклонился и пятясь покинул шатер.

Наступила настороженная тишина. Откуда-то издали доносились голоса и ржанье лошади. Иногда слышно было, как что-то падало с деревьев на пологую крышу шатра, скатывалось по ней и шлепалось о землю. Это опадал с веток перезрелый урюк.

Аулиахан-тюря собрал со столика и отставил к выходу пустые и початые бутылки и грязные пиалы. Курширмат, сидевший все время на своем почетном белом войлоке, прилег на бок, вытянул длинные ноги. Николай тоже прилег, подложил под бок тугую бархатную подушку, подпер голову ладонью. Веки резало, тело ломило. Ушаров прикрыл глаза и почувствовал, что очень устал и хочет спать. В шатер вошли Половцев, Карапетян и еще три или четыре человека, очевидно приближенные к Курширмату курбаши.

— Длительное отсутствие не опасно для вас? — поинтересовался Курширмат у Ушарова.

— Придется что-нибудь придумать в оправдание... По долгу службы я иногда не появляюсь в кабинете.

— Ты можешь понадобиться мне. Как тебе об этом сообщить? — спросил Курширмат, переходя на «ты».

— Не знаю. Но мне легче выезжать из города днем. Это не вызовет ни у кого подозрений, даже у патрулей. А встреча с патрульным разъездом ночью совсем не желательна, ваша светлость...

Николай умышленно величал «светлостью» главаря басмачей, заметив, что последнему это приятно.

Приближенные командующего рассаживались по большому кругу, почти вдоль стен шатра. Басмачи были в белых и голубых чалмах, в халатах и при оружии.

— Хораз — петух! — произнес Курширмат и рассмеялся. — Не сердись, гость. Я буду звать тебя Петухом, это будет твоя кличка. Если понадобиться, я выдам тебе пропуск. Он позволит приходить ко мне в любое время дня и ночи, откроет тебе даже двери рая! — Курширмат гордо подбоченился. — Я это сделаю потому, что ты мне будешь нужен. И еще потому, что верю тебе.

Курширмат говорил по-узбекски. Басмачи внимательно вслушивались в его слова, кивали.

— Мне будут нужны еще патроны. Много патронов! Я заплачу щедро не только за них. Я ценю твою храбрость и находчивость. Мой посланец рассказывал, как разумно ты вел себя в крепости. Я доволен!

«Не за храбрость ты мне платишь... За предательство! Ты поверил, что я падок на деньги», — подумал Ушаров.

— Скажи, Петух, удобно ли тебе ездить в фаэтоне? — спросил Аулиахан-тюря. — У нас в Скобелеве есть хороший фаэтон.

— В фаэтоне?.. Я больше привык верхом...

— Но может быть тебе придется вывозить большой груз, который не поместится в хурджуны? Например, оружие. Или привезти кого-нибудь в нашу ставку?

—  Мне все равно, — сказал Ушаров. — У нас кое-кто из Реввоенсовета и штаба ездит в фаэтонах. Могу и я.

— Мы приготовим тебе красный фаэтон. Большевики любят красный цвет, — предложил начальник разведки басмачей.

Ушаров улыбнулся, покачал головой.

— В таком фаэтоне даже брандмейстер — главный пожарник — не ездил... А вот если на фаэтоне нарисовать красную звезду — будет хорошо... Сзади — красную звезду!

Курширмат хлопнул в ладони, произнес:

— Пусть фаэтон будет с красной звездой! Когда фаэтон появится у окон твоего дома — это знак, что ты мне нужен.

В шатер вошел джигит с кумганом, медным тазиком и куском чистой бязи на плече. Он трижды плеснул на ладони Курширмата, потом Ушарова и остальных сотрапезников, подал тряпку вытереть руки и удалился. Через минуту он присел на корточки у входа в шатер и стал принимать от кого-то невидимого и ставить на дастархан бутылки с коньяком и вином, пиалы, лепешки, сладости и фрукты. Потом появились касы с янтарным бульоном, в котором плавали кусочки сала и тонко нарезанный кольцами тухум-пиёз, знаменитый маргиланский лук. Шурпа по традиции предшествовала плову. На дастархане появились кольца хасипа — горячей вареной колбасы из сбоя и риса, острая из конины колбаса — казы. Рядом у самого шатра вдруг зарокотал бубен, в его ритмичные удары вплелись глуховатые звуки дутара. Невидимый певец затянул грустный маком — старинную песнь.

— А-е... Дост! — воскликнул Курширмат, подбадривая невидимых исполнителей. — Давай!

— Яшанг! Дост! — поддержал один из курбаши. — Давай! Хорошо!

Ушаров внимательно вслушивался в разговор между собутыльниками.

После долгого и обильного обеда, когда гости разошлись, Курширмат приказал вызвать казначея. Вскоре появился Исаметдин-дарга, бывший владелец доходных домов, садов и земельных участков