Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что ж… Вполне возможно, — тихо проговорил профессор.
Однако парень, назвавшийся Дмитрием Костыриным, не обратил внимания на насмешку, которая прозвучала в этих словах (или сделал вид, что не обратил).
— Послушайте, профессор, — продолжил он, повысив голос, — ведь не станете же вы спорить с тем, что именно засилье «черных» и «цветных» погубит Америку, как Грецию сгубила педерастия? Это железный факт! На «черных» и «цветных» приходится девяносто процентов всех преступлений, совершаемых в. мире. К тому же они плодятся как кролики, и в двадцать третьем веке Земля грозит превратиться в один сплошной «черный континент». Представляете, какой кошмар тогда начнется?
Киренко откашлялся в кулак и заговорил строгим, хрипловатым голосом:
— Ну, во-первых, ваш демографический пессимизм не вполне оправдан. Природа чрезвычайно мудрая барышня, она держит свои весы в состоянии динамического равновесия. А во-вторых… Отчего же вы думаете, что «черные» глупее вас?
— А разве вы знаете хоть одного черномазого гения? Назовите мне его имя!
Профессор снисходительно улыбнулся:
— Я могу назвать вам несколько имен. Но, боюсь, эти имена ни о чем вам не скажут. Вы, судя по всему, имеете весьма слабое представление о культуре двадцатого века. Будем надеяться, что ваши дети и внуки будут любопытнее и образованнее вас.
— Удар ниже пояса, — негромко произнес кто-то с задних рядов.
— Вот именно! — со злобным воодушевлением сказал Костырин.
Профессор слегка покраснел и кивнул:
— Ну хорошо. Ну вот вы лично… Как, вы сказали, вас зовут?
— Дмитрий Костырин.
— Вот вы, Дмитрий Костырин. Что такого распрекрасного и гениального вы создали, что позволяете себе смотреть на людей свысока? Вы открыли какой-нибудь закон? Или, может быть, написали гениальную симфонию?
— Вы узко мыслите, профессор.
— Это в каком же смысле?
— В прямом. Возьмите пример из животного царства. В муравейнике есть рабочие муравьи, а есть — воины. Рабочие муравьи создают, выражаясь вашим языком, культурное пространство для жизни сообщества. А воины — охраняют его.
— Так, значит, вы — воин? — не без иронии уточнил профессор.
— Именно, — ничуть не смутившись, ответил Костырин. — Наконец-то до вас стало доходить. В природе все мудро устроено.
— Однако можно провести и другую аналогию. В пчелином улье есть пчела-матка, которой все остальные жители улья обязаны своим существованием. Так вот, иногда вместо полноценных пчел в улье заводятся трутни. Они ничего не производят и ничего не охраняют. Они — пустоцвет, ошибка природы. Бесполезные и, по сути, беспомощные потребители.
— Значит, я — трутень? В таком случае, вы, профессор, — идиот. Из-за таких прекраснодушных, интеллигентных идиотов, как вы, случилась октябрьская революция!
По аудитории пронесся смутный ропот, а потом стало так тихо, что Андрей услышал, как в груди у него бьется сердце.
Профессор Киренко медленно снял очки, опять медленно протер их салфеткой, так же медленно надел их и, глядя заносчивому юноше прямо в глаза, негромко произнес:
— Вон из аудитории.
— С удовольствием! — отозвался тот. Затем бросил тетрадку с ручкой в сумку и лениво поднялся из-за парты. — Вы еще вспомните мои слова, профессор, — сказал он. — Когда «чернозадые» поймают вас в каком-нибудь скверике и надерут вам очко.
Подойдя к двери, Костырин оглянулся, тряхнул русым чубом и с усмешкой произнес:
— Без обид, профессор. Я желал вам добра. Жаль, что мы друг друга не поняли.
И вышел из аудитории.
Вот о каком случае вспомнил Андрей, наблюдая за Полиной и ее партнером. Это был тот самый Дмитрий Костырин, «великий и ужасный», как называл его кто-то из ребят, присутствовавших на той памятной лекции.
Костырин сильно изменился с тех пор. Он возмужал и заматерел, стал солиден и медлителен в движениях. От длинного чуба не осталось и следа, его сменил плотный русый ежик. Узкое лицо еще крепче сидело на борцовской шее. Длинные тонкие губы как будто выцвели, и рот стал похож на длинную узкую расщелину. Серые глаза смотрели тяжело и не мигая.
Казалось, рот Костырина вот-вот приоткроется, и из него послышится змеиное шипение: «Ближе, бандерлоги… Еще ближе…»
«Чушь! — сердито сказал себе Андрей и тряхнул головой. — Простая рабоче-крестьянская физиономия. А то, что глаза змеиные, так за это маму с папой благодарить нужно. Что-то у них там не состыковалось, когда его делали».
Эта мысль развеселила Андрея, и он широко улыбнулся. От цепкого, замечающего любую мелочь взгляда Полины не укрылась и эта улыбка. Она прижалась к своему партнеру еще сильнее и еще страстнее зашептала ему что-то на ухо. Рука Костырина скользнула с талии Полины ей на ягодицу.
Улыбка сползла с лица Андрея. Кровь застучала в висках. А Полина, продолжая флиртовать, уже не просто шептала что-то Дмитрию, а нежно и чувственно проводила губами по краю его уха. Потом, словно невзначай, ее губы соскользнули на щеку Дмитрия.
Раздавшийся хлопок, перекрывший даже музыку, заставил всех вздрогнуть. Взгляды всех присутствующих устремились на Андрея. Он натянуто улыбнулся и бросил на диван альбом Модильяни, который только что яростно захлопнул. Но Полина и Дмитрий продолжали танцевать как ни в чем не бывало.
Андрей больше не мог терпеть такого свинства. Молча, ни с кем не прощаясь, он вышел в прихожую. С трудом разыскав свои туфли среди разбросанной обуви, Андрей стал обуваться. В этот момент песня закончилась, и Полина вышла в прихожую.
— Ты что, уже уходишь? — удивленно воскликнула она и невинно моргнула своими длинными ресницами.
— А ты как думаешь? — зло ответил Андрей.
Полина откинула со лба рыжую прядь и хохотнула:
— Глупенький, ты что, приревновал?
— Ничего я не приревновал.
— Тогда почему злишься?
— Я злюсь? — Андрей дернул плечами. — Ничего я не злюсь. Мне просто пора.
— Да, ты прав, — неожиданно кивнула Полина. — Детское время уже вышло. Зря я тебя пригласила. Здесь не твоя компания. Мои друзья слишком взрослые для тебя.
Андрей криво ухмыльнулся и процедил:
— Бред.
— Ничего не бред. — Полина приблизила к нему лицо и, коварно прищурившись (о, как она была соблазнительна в этом своем ведьминском коварстве!), тихо проговорила: — Если ты сейчас уйдешь, значит, ты точно приревновал.
— Я… — начал было Андрей, но договорить не успел. Из гостиной послышался громкий хор возбужденных голосов. Кто-то крикнул: «Идея — класс!»
— Подожди секунду, — сказала Полина. — Я узнаю, что там у них произошло.