— Верно, вы правы. Однако это весьма огорчительно, потому как братья Мэддокс милейшие люди. Какая досада, что им всегда надобно водить за собой эту мисс Харли.

— Вы не могли бы намекнуть им, что хорошо бы обойтись без нее?

В ответ на это даже Джулия замолчала в нерешительности.

— О чем это вы говорите? Что обсуждаете? — сонно осведомилась леди Бертрам.

— Пикник, сударыня; поездку, задуманную, чтобы исследовать римские развалины, которые мистер Уодем страстно желает откопать.

— Так меня пригласят принять участие? Это доставит мне удовольствие?

— О нет, сударыня, — поспешила ответить дочь почтенной дамы. — Путешествие утомит вас, вы до смерти устанете, не проехав и половины пути. Нет, вы останетесь дома, Сьюзен о вас позаботится, а мы, вернувшись домой, все вам расскажем.

— Полагаю, ты права, душенька. Сьюзен, возьми-ка меня под руку и проводи в гостиную. Солнце припекает слишком сильно, здесь становится жарко. Джулия, попрощайся за меня с мистером Уодемом и скажи все приличествующие случаю слова. Он милейший человек, обходительный, любезный и весьма приятный. Мне он пришелся по душе, и сестрица его тоже. Сьюзен, где моя корзинка для рукоделия? Ах, она у тебя, хорошо.

Сьюзен хотя и сожалела, что не увидится напоследок с мистером Уодемом, была рада избавиться от общества миссис Йейтс и Шарлотты.

Долгий разговор мистера Уодема с Томом принес благие плоды; представил ли пастор поступки мистера Крофорда в их истинном свете или же пробудил в Томе сочувствие к несчастной мисс Крофорд, а может статься, и то и другое вместе, но в итоге Том больше не бранил кузину за ее связи с обитателями Уайт-Хауса. Сьюзен начала подумывать, что мистер Уодем отозвался о ней с похвалой, потому что после той беседы ловила подчас на себе недоуменный, растерянный и, пожалуй, смущенный взгляд Тома; казалось, кузен сомневается, верно ли судил о ней прежде.

Поскольку Том, вняв увещеваниям мистера Уодема, более не возражал против сближения своей кузины с мисс Крофорд или по крайней мере не высказывал подобных возражений, Сьюзен оставалось только ожидать удобного случая; и как-то утром, несколько дней спустя, когда миссис Осборн пришла навестить леди Бертрам, она воспользовалась неожиданной свободой и отправилась через парк к Уайт-Хаусу.

Не без трепета позвонила она у дверей.

После того как от Мэри пришло первое письмо, предназначенное Фанни, в Мэнсфилд-Парке о Крофордах столько говорилось, высказывалось так много намеков и догадок, что Сьюзен не оставляло чувство, будто ей предстоит встретиться с героиней нелепейшей слезливой мелодрамы. Казалось, в воображении Тома рисовался обманчивый, как мираж, образ мисс Крофорд, обольстительной сирены, чье губительное очарование некогда едва не совратило с пути истинного младшего из братьев Бертрам — Эдмунда, всегда служившего образчиком благонравия и здравомыслия, — а впоследствии завлекло в ее сети незадачливого Ормистона. Бедняга женился на этой особе, и посмотрите, что с ним сталось! Он повредился рассудком, впал в безумие и взаперти влачит скорбную жизнь свою! Правда, Уодем и в особенности его сестра отзывались об этой даме в самых восторженных выражениях, однако он, Том, не так прост; он не приблизится к Уайт-Хаусу на пушечный выстрел; пусть мисс Крофорд не воображает, будто ей удастся обвести его вокруг пальца.

Мнение Джулии, высказываемое громогласно всякий раз при появлении в Мэнсфилде, было еще более враждебным. «Коварная интриганка, холодная, бессердечная злодейка, — гласил ее вердикт. — Мэри Крофорд старалась всеми силами обольстить Эдмунда, добиваясь, чтобы тот попросил ее руки, как раз в тот момент, когда возникли серьезные основания опасаться за жизнь пораженного чахоткой Тома, ведь в случае смерти старшего брата Эдмунд унаследовал бы титул баронета; поняв же, что ее надежды напрасны, эта злокозненная особа тотчас исчезла. Позднее она исключительно из злобы убедила своего брата Генри посетить званый вечер в ее доме; там Крофорд вновь встретил Марию Бертрам, недавно вступившую в брак; эта ужасная женщина повинна в бесчестье злополучной Марии». Для Мэри Крофорд ни у кого не нашлось ни единого теплого слова. Впрочем, разумеется, все признавали, что она занимательная и приятная собеседница, обладает живым умом, хорошо поет и премило играет на арфе.

— Но мы-то знаем, что увлекательные речи и мнимые таланты не могут составлять предмет устремлений женщины утонченной, наделенной безупречным вкусом, не правда ли, моя дорогая Шарлотта?

— Ах, ну конечно, — протянула Шарлотта, которая подобное суждение, несомненно, одобрила, поскольку сама не отличалась ни прелестью речей, ни какими-либо талантами.

Сьюзен назвала свое имя отворившей дверь горничной и попросила передать мисс Крофорд, что будет рада побеседовать с ней, но только если та готова принять гостью. Вскоре ее пригласили подняться в комнату больной.

Прежде всего Сьюзен поразила необычайная элегантность обитательницы Уайт-Хауса. Мисс Крофорд возлежала на подушках в изящном пеньюаре из прозрачной кисеи, надетом поверх сорочки из тончайшего газа, и во французском ночном чепце. Спальня купалась в лучах солнца; окна, откуда великолепно виден был Мэнсфилд-Парк, выходили на юг; поток свежего воздуха, врываясь в комнату, колыхал широко раздвинутые шторы. Постель больной располагалась так, чтобы можно было наслаждаться открывавшейся из окна панорамой; возле кровати стоял стул.

Сьюзен нерешительно застыла в дверях, с тревогой вспомнив, что перед ней светская дама, привыкшая к блеску и великолепию лондонских гостиных. Сьюзен никогда прежде не доводилось встречаться с подобными особами, надо ли удивляться, что ее охватила паника. О чем говорить с мисс Крофорд? Чем ее занять?

— Моя дорогая мисс Прайс… о нет, я стану называть вас Сьюзен. Вы не будете возражать? Мне кажется, мы с вами уже так близки, что можем пренебречь обычными в подобных случаях формальностями. Присядьте, пожалуйста. И возьмите другой стул, если этот вам не нравится. Стулья в наемных домах всегда такие неудобные… ох, умоляю, простите меня! Я совершенно забыла, что дом этот принадлежит вашему кузену. Должно быть, его стулья превосходны, и вам не придется за них краснеть.

Не в силах удержаться от смеха, Сьюзен опустилась на стул, который нашла вполне удобным. Приглядевшись внимательнее к своей собеседнице, она заметила, что изысканный наряд скрывает страшную худобу и смертельную бледность. Несчастная женщина! Неужели некогда ее почитали красавицей? Теперь она походила на призрак, облаченный в саван!

Лицо мисс Крофорд, поражавшее прежде изяществом формы и прелестью черт, было костлявым, туго обтянутым кожей; сверкающие темные глаза глубоко запали, а прекрасно очерченный рот, обрамленный двумя горькими складками, скорбно сжался. Но стоило ей заговорить, и тягостное впечатление скрадывалось очаровательной любезностью обращения, той удивительной легкостью, с которой смеялась она над собой и бедственным своим положением.

— Боже, какая нелепость! Обременив бедного брата сумасбродной просьбой сопроводить меня в Мэнсфилд, я узнаю, что двух близких мне людей, которых я так страстно мечтала увидеть, здесь нет и долго еще не будет! Всю свою жизнь я без конца совершаю подобные безрассудства, предаюсь несбыточным фантазиям; в самом деле, если поразмыслить, вся моя жизнь — не более чем погоня за недостижимой мечтой. Только вот теперь я уж не припомню, о чем мечтала. Возможно, всем нам свойственно обольщаться надеждой и строить воздушные замки? А вы, мисс Прайс… я хотела сказать: Сьюзен. Я задумала обращаться к вам по имени, потому что уже чувствую себя вашей сестрой. Когда-то моей заветной мечтой было назвать сестрой нашу дорогую Фанни, но надежде этой, увы, не суждено было сбыться; однако ж я так и не смогла избавиться от давнего обыкновения. Я по-прежнему думаю о ней как о сестре. А потому, милая моя Сьюзен, вам тоже надобно признать наше родство. У вас есть еще сестры? По-моему, Фанни как-то упоминала о младшей сестрице — Белинде или Бетти?..