Но где-то здесь должна быть кузница! Всего полтора года прошло с тех пор, как Сказитель отнес Миротворцу написанный папой контракт, согласно которому Элвин Миллер-старший отдавал своего сына в подмастерья кузнецу из Хатрака. И примерно год назад Сказитель сказал Элвину, что доставил то письмо и Миротворец Смит подтвердил контракт — да, именно так он и выразился, «подтвердил контракт». А поскольку Сказитель зачастую глотал некоторые буквы, Элвину показалось, что Миротворец, по словам Сказителя, «повредил контракт». В конце концов, Сказитель написал эту фразу, и все разъяснилось. В общем, год назад кузнец здесь еще был. Как и девочка-светлячок из гостиницы, та самая, которую он видел в хрустальной башне Лолла-Воссики, — она тоже должна быть где-то здесь. Разве не она написала в книге Сказителя: «Мастер на свет появился»? Эти слова, чьи сияющие буквы были выписаны самим светом, напомнили ему одну библейскую историю, в которой Господь Бог начертал на стене: «Мне, мне, ты упал, сын» — согласно этому пророчеству, по прошествии определенного времени Вавилон и в самом деле пал[8]. Именно свет пророчества насыщал слова в книге Сказителя сиянием. И если этим Мастером является Элвин, а так оно и было, значит, девочка-светлячок может много чего ему рассказать. Она должна знать, что такое Мастер и как им стать.

Мастер. Это слово многие люди произносили шепотом. Или с тоской, добавляя затем, что, очевидно, в этом мире уже не родится Мастеров. Да, кое-кто уверял, что старик Бен Франклин был одним из Мастеров, но сам Франклин до самой смерти отрицал свою способность творить. Сказитель, которому Бен Франклин заменил отца, сказал, что Бен за свою жизнь сотворил одну-единственную вещь — Американское Соглашение, тот самый клочок бумаги, который связал голландские и шведские колонии с англичанами и германцами Пенсильвании и Сасквахеннии. И не только с ними, но и — что самое важное — с краснокожим племенем ирраква. Эти земли образовали Соединенные Штаты Америки, на которых краснокожие и бледнолицые, богатые и бедные, торговцы и чернорабочие — все могли голосовать, высказываться во весь голос и никто не имел права заявить: «Я лучше, чем ты». Многие говорили, что это сделало Бена самым великим Мастером, который когда-либо ступал на эту землю, но Сказитель не соглашался. «Бен связал нашу землю, сплотил ее, — говаривал старый странник, — но Мастером он не был».

«Я тот Мастер, о котором написала девочка-светлячок. Она коснулась меня, когда я появился на свет, и увидела, что во мне есть способности Мастера. Я должен найти эту девочку, ей сейчас, наверное, уже шестнадцать, и она просто обязана рассказать, что увидела в ту ночь. Потому что у сил, которые я в себе обнаружил, у моих способностей есть высшее предназначение, я это чувствую. Они были даны мне не затем, чтобы я руками вырезал камень, исцелял больных и бегал по лесам как настоящий краснокожий. В моей жизни есть дело, которое я обязан исполнить, а я понятия не имею, как к нему подступиться и как подготовиться к будущему».

Он стоял посреди дороги, меж двух свинарников, как вдруг услыхал звонкое дзынь-дзынь, издаваемое железом, бьющим по наковальне. Его все равно что по имени окликнули. «Вот он я, — стучал молот, — иди дальше по дороге, там меня и найдешь».

Однако до кузницы он так и не добрался. Завернув за поворот, он увидел ту самую гостиницу, где когда-то родился, — она была точь-в-точь такой же, какой явилась ему в хрустальной башне. Только стены блестели свежей белой краской, еще не успевшей пропитаться летней пылью, — дом, при виде которого радуется всякий усталый путник.

Кроме того, внутри гостиницы Элвина должна ждать девочка-светлячок, которая вскоре расскажет ему, какой будет его жизнь.

Согласно правилам приличия, Элвин постучался в дверь. Он никогда раньше не заходил в гостиницы, поэтому понятия не имел, что обычно в них входят без стука, поскольку внизу располагается общая гостиная, где гости обычно коротают вечера. Он постучался раз, постучался два, а потом принялся звать хозяев, пока дверь наконец не распахнулась. На пороге стояла женщина, руки ее были вымазаны мукой, а на талии болтался старый передник. Судя по лицу, женщина была очень раздражена — однако Элвин сразу узнал ее. Это была та самая хозяйка, которую он видел в своем видении и которая давным-давно, ловко ухватив пальцами его шейку, вытащила маленького Элвина из чрева матери.

— Ты что такое творишь — сначала барабанишь в мою дверь, а потом еще и орешь, будто пожар во дворе! Почему бы тебе не войти и не сесть как обычному человеку, или ты настолько важная птица, что тебе двери должен слуга особый открывать?

— Извините, мэм, — как можно почтительнее пробормотал Элвин.

— Ну, и что тебе от нас надобно? Если ты попрошайничать вздумал, придется подождать до обеда, тогда и тебе из объедков кое-что перепадет, так что можешь посидеть где-нибудь в сторонке, а если у тебя есть совесть, то и дров немножко нарубить. Хотя, насколько я вижу, тебе и четырнадцати нет…

— Мне одиннадцать, мэм.

— Да, выглядишь ты не по годам большим, и все равно ума не приложу, что за дело привело тебя к нам. Виски я тебе не дам, даже если ты будешь предлагать мне деньги, которых у тебя, как мне кажется, нет. Это христианский дом, и не просто христианский, мы методисты, а это означает, что мы сами не притрагиваемся к спиртному и не продаем его, а если б и продавали, то во всяком случае не детям. Кроме того, могу поспорить на десяти фунтовый шмат свинины, что за ночлег тебе заплатить нечем.

— Нет, мэм, но… — начал было Элвин.

— Ну вот, так я и знала. Ты вытащил меня из кухни, а я тесто в печь не успела бросить, да и малыш вот-вот расплачется, молока потребует, небось моим постояльцам не ты будешь объяснять, что обед запоздал из-за мальчишки, который дверь открыть не может. Нет, ты предоставишь выкручиваться мне, что весьма некультурно с твоей стороны, да будет позволено мне так выразиться, а даже если будет не позволено, то я все равно уже выразилась.

— Мэм, — сказал Элвин, — мне не нужны ни еда, ни жилье.

Ему хватило ума не добавлять, что в доме его отца с радостью встречали любого путника — вне зависимости от того, есть у прохожего деньги или нет. И голодных гостей кормили не объедками, оставшимися после обеда, а сажали вместе с семьей за стол. Элвин начал привыкать к тому, что в цивилизованных городах дела обстоят несколько иначе.