– Хотя, ты другая, – сказала Екатерина. – Ты достаточно сильная, чтобы оттолкнуть это. Ты не должна позволять своему воображению унести тебя.

Мария стояла, обдумывая ее слова.

«Ты достаточно сильная, чтобы оттолкнуть это».

Впервые Екатерина одарила ее чем-то, похожим на комплимент. Если бы это было сказано в другом месте и в другое время, то она, возможно, поблагодарила бы ее. И, может, даже улыбнулась.

– Вам нужно отдохнуть, Екатерина, – сказала Мария. – Это был долгий день.

Она развернулась и пошла назад к лестнице.

– Спокойной ночи, Мария, – ответила Екатерина. Она снова закрыла глаза и склонила голову, продолжая молиться.

– И тебе следует отдохнуть, – сказала Грир, мягко потянув ее к двери. Джеймс закрыл тяжелую деревянную дверь за ними, и они начали подниматься к верхним этажам дворца.

– Это помогло тебе почувствовать себя лучше? – спросила Грир, когда они дошли до северного крыла.

– Возможно, немного, – сказала Мария. Она знала, что король мертв, она видела тело собственными глазами. Но ее все равно преследовала смутная тревога. Это чувство скручивало ее желудок, сжимало легкие.

– Она не похожа на женщину, жаждущую реванша, – сказала Грир, понизив голос. – По крайней мере сейчас. Она все еще горюет.

– Я знаю, – сказала Мария. Она заметила тепло в голосе Екатерины, подлинную грусть на ее лице, когда она склонилась над телом Генриха. Но все равно…

– Мария, я должна тебе сказать, – сказала Грир, беря Марию под руку. – Ты не можешь позволить этому лишить тебя равновесия. Сейчас ты не можешь волноваться о пророчестве. Когда тут чума и Франциск уехал, это чересчур. Мы должны просто признать, что Нострадамус ошибся. Мы должны вбить себе это в головы.

– Легче сказать, чем сделать, – вздохнула Мария.

– Можешь, по крайней мере, попытаться? – спросила Грир. – Я не хочу, чтобы ты просыпалась каждую ночь, гадая, кто идет за тобой.

– Я попробую, – сказала Мария. Но как только она произнесла это, то поняла, что это почти невозможно. Единственный шанс предотвратить ее смерть – быть наготове. Она пока не могла забыть пророчество. Не сейчас.

– Хорошо, – сказала Грир. Казалось, слова Марии ее успокоили. Она крепко прижималась к Марии, пока они шли по коридору, стражник следовал за ними.

Через несколько часов Мария разглядывала балдахин над своей кроватью. Грир сразу же отключилась, а Мария не могла уснуть. Она едва была способна закрыть глаза. Ее взгляд возвращался к розовому гобелену, прикрывавшему дальнюю стену, это неявное доказательство того, что кто-то использовал секретные туннели. Это имело какое-то отношение к пророчеству? Кто-то намеревался убить ее, воспользовавшись секретным проходом в ее покои?

Мария помнила свое обещание Грир. Она заставляла себя закрывать глаза. Она хотела, чтобы пришел сон, но снова и снова ее мысли возвращались к тайному переходу. Кто открыл дверь и зачем?

Мария повернулась. Она поправила подушку под головой, пытаясь устроиться удобнее. Когда не вышло, она села на кровати. Она не могла больше это выносить – лежать здесь, ожидая и гадая. Пусть она и не знала, что случилось с Франциском или Лолой, но могла получить на это ответ. Она могла поймать кого-то в туннелях, и наконец, узнать, кто побывал в ее комнате.

Мария выбралась из кровати. Похоже, она не спала много часов, ворочаясь и желая уснуть. Теплый свет согревал окна, из-за деревьев выглядывало солнце. Она прокралась через комнату, стараясь не разбудить Грир. Затем приподняла гобелен и открыла дверь за ним. Сделав несколько шагов вперед, она исчезла во тьме.

Утренний свет пробивался сквозь ставни. Франциск уснул в старом кресле в гостиной и чувствовал, как занемела шея. Это была долгая, тяжелая ночь, он едва поспал. Каждые полчаса он проверял, живы ли Лола и младенец. Несколько раз он отключался, но затем просыпался в панике, опасаясь, что с ними что-то случилось.

Франциск подошел к комоду. Средний ящик, забитый смятой одеждой, был выдвинут. Он служил его сыну самодельной колыбелью, но, когда он потянулся и заглянул внутрь, оказалось, что ребенка нет. Ящик был пуст. Он резко проснулся, сердце громко стучало в груди.

Он пошел в спальню, опасаясь того, что может найти там. Хозяйка ухаживала за Лолой ночью, протирая ей влажной тряпкой лоб, заставляя понемногу пить сок. Франциск заходил и выходил из комнаты, укачивая малыша, а затем сменял ее, заботясь о Лоле. Сколько времени ему удалось поспать? Казалось, что прошли лишь минуты, но он волновался, что прошли часы и случилось нечто ужасное. Он положил руку на ручку, глубоко вздохнул и открыл дверь.

Лола лежала на кровати, держала младенца на руках и рассматривала его. Она выглядела уставшей, но к ее щекам прилила кровь, и она улыбалась.

– Доброе утро, папа, – сказала она.

Он усмехнулся, его глаза наполнились слезами. Он не был уверен, что когда-нибудь видел что-либо прекраснее.

– Лола, с тобой все хорошо, – прошептал он, подходя к кровати. – Я не был уверен, что увижу тебя снова.

– Я не многое помню с прошлой ночи… – Лола убрала волосики малыша со лба. – Я даже не была уверена, правда ли ты приехал ко мне или это был сон.

– Ты выглядишь гораздо лучше, – сказал Франциск. Лола нахмурилась, будто обиделась. Она убрала темные волосы с лица. – Я имею в виду, более здоровой, – поправился он.

– Хозяйка, Аида, нашла повитуху в деревне. Они дали мне какое-то снадобье, и оно, кажется, помогло. Тело все еще болит, но уже не так. Они сказали мне оставаться в постели и не двигаться несколько дней.

Она посмотрела на ребенка и улыбнулась:

– Но я не уверена, что хочу.

– Разве он не чудесен? – Франциск сел на кровать рядом с ней и стал разглядывать спящего сына. – Думаю, это самый совершенный малыш, которого когда-либо видел мир. Мне кажется, это чувствуют все родители, да?

– Он очень красивый, – сказала Лола, проводя пальцем по его носику.

– Ну, это несомненно, учитывая внешность его отца. – Лола закатила глаза, а Франциск улыбнулся. – А еще он очень умен. Это видно. Он постоянно смотрит вокруг, изучая все. Он уже много размышляет, а ему всего лишь несколько часов.

– Я меньшего и не ожидала, – сказала Лола, приподняв бровь, – учитывая, кто его мать.

Франциск улыбнулся. Он обнял ее рукой и притянул ее и младенца ближе. Он сжал шею Лолы, массируя мышцы, цепляясь за кудряшки волос. Ему так везет. Так глупо везет, что все обернулось хорошо. Она проснулась, к ее щекам снова вернулся цвет. Их сын был в безопасности.

– Насчет прошлой ночи… – Лола посмотрела на Франциска. – Мне вспоминается кое-что… что ты сказал… Ты… – она отвернулась, поправляя одеяло ребенка. – Ты и, правда, так думаешь?