Пристроив раскрытый зонт у самой двери, Ольга Геннадьевна расшнуровала и с отвращением сбросила с себя мокрые кроссовки, стряхнула с плеч куртку. Сунула ноги в теплые домашние тапочки и обошла всю квартиру – удостовериться, что Бориса действительно нет дома. Заглянула в его комнату, прошла на кухню, где на подоконник сквозь двойную раму протекла дождевая лужа, даже проверила зачем-то ванную и туалет... В ванной она задержалась: открыла оба крана, отрегулировала струю так, чтобы та была толстой и достаточно горячей, и заткнула пробкой белоснежную никелированную емкость.

В этот момент резкий телефонный звонок прорезал шум воды за окном и в квартире, и женщина от неожиданности вздрогнула.

– Алло?.. Алло, вас слушают!.. Да говорите же, черт возьми!

В трубке явно чувствовалась жизнь, но она не проявила себя ни единым словом. Потом раздался щелчок, и Жемчужникова услышала короткие гудки. Она с ожесточением швырнула трубку на рычаг: «Придурок!» Наверное, какой-то идиот понял, что не туда попал, и решил не затруднять себя извинениями.

Ольга Геннадьевна прошла к себе в комнату, открыла створку шифоньера – так, чтобы видеть себя в большом зеркале, – и стала раздеваться. Стянула влажные, прилипшие к телу джинсы, не спеша расстегнула батник, сняла черный полупрозрачный французский лифчик – недавний подарок Вадима. Вадик, бедняга, просто «тащится» от черного белья, с ума сходит... впрочем, Борька тоже. Последними пали маленькие трусики – того же цвета и той же кондиции, что и «анжелика».

Еще несколько минут она деловито обследовала свою обнаженную фигуру на предмет загара, потом достала с полки чистое белье и отправилась в ванную. «Что-то затянулась эта проклятая гроза... Просто невероятно, до чего долго длится!»

По давней своей привычке Ольга Геннадьевна, отправляясь в ванную, прихватила с собой телефон: так она поступала всегда, когда оставалась в квартире одна. Ведь она любит плескаться долго, а вдруг в это время позвонит кто-нибудь важный и нужный?.. В этот раз привычка пришлась кстати: не успела рыжекудрая русалка занести ножку над краем ванны, как телефон опять затрезвонил. Чертыхнувшись, Ольга потянулась к нему.

– Алло, здравствуйте, – услышала она сквозь шум льющейся воды далекий женский голос. – Я могу поговорить с Борисом?

Этот голос она никогда не слышала.

– Его нет дома! – рявкнула Ольга Жемчужникова, которая вовсе не собиралась быть любезной с Борькиными девками.

– А когда он появится?

– Понятия не имею, он мне не докладывается.

Она хотела уже швырнуть трубку, но трубка неожиданно возвысила голос, заторопилась.

– Простите, я бы тогда хотела... Ведь это его... это Ольга Геннадьевна, да?

– Вы очень догадливы. А вы кто, собственно?

– Я Александра. Саша Александрова... Я понимаю, это не то имя, которое... которое способно вызвать радость у вас в голосе, но только... Мне надо с вами поговорить!

– А мне с вами – не надо! – Ольга Геннадьевна даже задохнулась от такой наглости. – Честно говоря, совершенно не представляю, о чем мы с вами можем беседовать. После всего...

– О Борисе, – твердо ответила трубка.

– Ну нет, эта тема меня больше не интересует. Всего хорошего, маленькая бесстыдница!

– Постойте, минуточку! Пожалуйста, мне очень нужно! Можно мне сейчас зайти к вам, ненадолго? Вы не волнуйтесь, я только...

– Ах, вот даже как?! Еще чего не хватало... «Не волнуйтесь»! Да с какой стати я буду волноваться у себя дома?! Я тебя просто не впущу, вот и все! И вообще, – Ольга Геннадьевна перешла на визг, – я занята, понятно? Оставьте меня в покое! Я не желаю ни видеть вас, ни говорить с вами!

Жемчужникова наконец-то бросила трубку. Хамка бесстыжая, она еще звонит сюда! Да еще после того, как Борька дал ей отставку!

Дрожание лампочки под потолком и отдаленный раскат грома очень убедительно проиллюстрировали праведный гнев голой фурии. Ольга Геннадьевна осторожно попробовала ногой воду в ванне, которая все еще наполнялась: ага, нормально. Сейчас она заберется в эту теплую купель, расслабится и успокоится. Будет думать о Вадиме!

Она поставила в ванну одну ногу, потом вторую. И тут только впомнила, что наружная дверь закрыта на одну «собачку». Ну да ладно, не вылезать же теперь... Черт! Это, оказывается, еще не все, что она позабыла – из-за этого отвратительного звонка. Пена для ванны!

Ольга Геннадьевна обернулась, потянулась к полочке за любимым лавандовым ароматом. В это время ее левая рука инстинктивно ухватилась за змеевик уже отключенного отопления, проходящий по задней стенке ванной: очень удобно держаться, когда садишься и встаешь. Ольга Жемчужникова всегда боялась поскользнуться в своей сверкающей ванне...

И тут произошло невероятное, немыслимое! Молния с ужасающим треском пробила крышу, ворвалась в это уютное царство белоснежной сантехники и голубого кафеля, прошла сквозь Ольгу Геннадьевну и ее наполненную водой ванну. Она еще успела увидеть, как все это – и кафель, и ванна, и она сама! – вспыхнули ослепительным синеватым светом, мертвым светом. Успела ощутить, как волосы у нее встали дыбом, глаза вылезли из орбит, и кровь закипает в жилах... Она кричала – так, что лопались связки, – но не слышала своего крика.

Потом Ольга Геннадьевна почувствовала, что молния выходит из нее через сердце. «Наконец-то...» Свет погас, и больше не было ничего.

– ... Девушка, вы скоро?! Дайте позвонить товарищу по несчастью!

Саша Александрова медленно повесила телефонную трубку, злобно пищавшую ей в ухо короткими гудками. Медленно отошла от автомата, машинально отжала свой слипшийся сосульками «конский хвост», который сочился водой словно плохо закрытый кран. Потом прислонилась лбом к стеклу.

«Что дальше?..»

Там, на Плехановской, по которой она бежала еще десять минут назад, бушевал вселенский потоп. Одежда была не в лучшем состоянии, чем волосы, но девушка этого не замечала. Даже на щеках у ней до сих пор не просохли крупные капли дождя. Впрочем, если б кому-нибудь пришла фантазия попробовать их на вкус, он бы удивился: эти капли были соленые.

Справа и слева от нее, и сзади, и кругом разговаривали люди, смеялись, восторженными воплями приветствовали каждую вспышку молнии и каждый громовой раскат. В тесный «предбанник» магазина «Океан» набилось не меньше трех десятков Сашиных товарищей по несчастью, так же как она застигнутых врасплох воскресной апрельской грозой.

Александра усмехнулась сквозь слезы. «Эх, знал бы ты, родненький, мои несчастья...»

А ведь еще год назад – всего только год! – она была так счастлива, и ничто тогда не предвещало грозы... Подперев мокрое лицо ладонями – чтобы никто не видел ее слез, – Александра вспоминала весь этот последний год своей жизни. Сценка за сценкой, эпизод за эпизодом...

Она вспомнила такие же апрельские дни, их с Борькой «медовый месяц» у него в квартире. Когда его мачеха изволила отбыть в Москву – тогда еще Саша и помыслить не могла, что эта женщина может быть Борису кем-то еще, кроме нелюбимой мачехи. «Месяц» был длиною всего в одну неделю, но ей тогда показалось, что она стала старше и опытней на целые годы. Наверное, так оно и было на самом деле.