и Степа, торопливо облизываясь и сопя, затягивал:

— «Тлавы, тлавы, тлавы не успели от лосы пледутленней согнуться…»

— Ну? — победоносно спрашивала мать, когда Степа заканчивал пение и отвешивал поясной поклон, как он это видел по телевиденью на концерте Клавдии Шульженко. — И они смеют утверждать, что у нашего Степы нет музыкальных способностей.

Но на этом испытания не заканчивались.

— Возьми скрипку, — приказывала мама.

Степа брал скрипку и начинал дотошно и фальшиво пилить гаммы, после чего даже самый выносливый гость вспоминал, что у него в городе неотложное дело.

На днях Агнию Васильевну словно подменили.

В вечерней газете было напечатано объявление о том, что киностудии на главную роль в цветном широкоформатном фильме требуется худенький мальчик четырех лет со светлыми локонами и голубыми глазами.

Агния Васильевна почувствовала, как в ней закипает жажда деятельности.

— Читай! — крикнула она мужу, швырнув в него газетой. — На последней странице. Я отчеркнула красным карандашом.

Сергей Викторович прочитал.

— Ну! Что ты молчишь? — возмутилась Агния Васильевна. — На главную роль в цветном широкоформатном фильме требуется мальчик!

— Ну и что из этого? — осторожно спросил муж.

— Он ничего не понимает! Ведь это же наша мечта! Степа будет киноактером.

— Степа? — поперхнулся Сергей Викторович. — Но в объявлении сказано, что требуется мальчик четырех лет, а нашему Степе скоро семь.

— Какое это имеет значение! Слава богу, в таком возрасте детям еще не выдают паспортов. Скажем, что ему четыре, но он жертва акселерации.

— Но здесь написано, что требуется очень худенький мальчик. А нашего Степу ты так раскормила, что в нем уже больше сорока килограммов чистого веса.

— Я его раскормила, я его и похудею. У Софьи Мироновны есть голливудская диета. Специально для киноактеров. Незаменимая штука: две недели, — и человек становится как палка.

— И ты собираешься две недели морить Степу голодом?

— Не беспокойся! Я уложусь в пять дней. Он у меня станет худеньким мальчиком.

— Но это бесчеловечно! — заволновался Сергей Викторович, зная возможности своей супруги. — Это же вредно для здоровья.

— Ничего страшного. Софья Мироновна применяет эту диету уже второй месяц, и ничего с ней не случилось.

— По-моему, она прибавила за это время десять килограммов.

— Прибавила. У нее слабая воля и хороший аппетит.

— По-твоему, у нашего Степы плохой аппетит?

— Хороший. Но у меня сильная воля.

Сергей Викторович попробовал другой аргумент.

— Допустим, тебе удастся довести мальчика до того, что он станет как палка. Но как быть с волосами? Требуются светлые локоны, а наш мальчик брюнет.

— Поразительно! — пожала плечами Агния Васильевна. — Ты, кажется, взрослый мужчина! Кандидат! А не знаешь самых простых вещей. Я тоже в детстве была брюнеткой. А в восемнадцать уже стала огненно-рыжей. В двадцать четыре — серебристо-седой, в тридцать — голубой, в тридцать три — лиловой, а теперь я золотистая блондинка.

— И Степе придется пройти через все эти этапы? — испугался Сергей Викторович.

— Для этого у нас нет времени. Он сразу станет блондином. Я покрашу его перекисью водорода.

— А глаза!.. — Сергей Викторович попытался ухватиться за последний шанс. — В объявлении сказано, что требуется мальчик с голубыми глазами. У Степы глаза черные. Может, ты их тоже перекрасишь…

Агния Васильевна задумалась.

Сергей Викторович затаил дыхание. Кажется, довод оказался достаточно сильным.

— Ерунда! — вдруг сказала Агния Васильевна. — Найди-ка мне телефон киностудии!

— Зачем? — не понял Сергей Викторович.

— Как зачем? Надо срочно переделать сценарий…

Сергей Викторович облегченно вздохнул. Кажется, Степа был опять спасен. Надолго ли? Этого никто не мог знать.

СРЕДИ ПРОФЕССИОНАЛОВ

Тезка императора

В ложе Цезаря на покосившихся камнях сидели два молодых итальянца.

Солнце, склонившееся к западу, освещало развалины Колизея красноватыми косыми лучами, словно подготавливая прохожих к причудливой картине вечернего освещения, придуманного для древнего римского цирка электрической компанией «Филипс». Конечно, солнце не могло и мечтать об оранжевых софитах, устроенных инженерами. Оно освещало Колизей примитивно, по старинке, чуть наискосок, на просвет, и, может быть, именно от этого полуразрушенный амфитеатр приобретал черты прежнего своего величия.

Один из двух друзей, тот, что был помоложе, сказал после долгой паузы:

— Солнце скоро зайдет, а мы опять ничего не заработали.

— День на день не приходится, — спокойно ответил второй, разгрызая травинку.

— Я бы сказал, что день на день приходится. — На узком загорелом лице первого остро блеснули черные глаза. — Вчера ничего, сегодня ничего. А все твой характер! Филиберто уже две недели работает.

Товарищ выплюнул травинку и нарочито лениво перевернулся на другой бок.

— Работа? — презрительно сказал он. — Целый день протискиваться между рядами на трибунах и орать до хрипоты: «Кока-кола, бира, аранчата!» И получать за это десять лир с бутылки! На шее ящик со льдом, а с самого пот льет в три ручья. На поле стадиона интереснейшие схватки, а ты только и видишь что горлышки бутылок. А окончится сезон — отправляйся туда, откуда пришел, с тем же шишом в кармане. Нет, это не для меня. Нет работы, и это не работа…

Друг, что был помоложе, понурил голову. Видимо, железная логика подавила его.

— Поедем в Неаполь, — сказал он с надеждой, — может, там найдется что-нибудь в порту?

— Что-нибудь непременно найдется, — согласился товарищ. — Американские подводные лодки найдутся, американские миноносцы найдутся. Только они в грузчиках не нуждаются…

Опять наступила томительная пауза.

Увидев, что его молодой друг окончательно загрустил, парень постарше хлопнул его по плечу.

— Ладно, Марио, сиди и не ной. Если нам не дают работы, мы должны сами выкручиваться. Что-нибудь подвернется. Судьба не допустит, чтобы два честных парня подохли с голоду.

И как бы в подтверждение его слов невдалеке послышалась английская речь, в ложу ввалилась группа американских туристов. Мгновенно защелкали затворы фотоаппаратов, зажужжали моторчики кинокамер. Когда наконец все собрались в круг, вперед выступил гид.

— Прошу обратить внимание, — начал он заученным тоном, — отсюда вам видна арена так, как ее видел когда-то Нерон. Я бы сказал, что даже лучше. Ибо время, разрушив поверхность арены, открыло вашим глазам тайны подземных траншей, по которым в древние времена львы пробирались к своим жертвам.

От группы туристов отделилась старая дама в лиловых шортах и нейлоновой распашонке, на которой были изображены доллары, фунты стерлингов, франки… Заглянув сверху в каменные лабиринты подземелья, она произнесла сиплым баритоном:

— Я не вижу львов. Здесь только коты.

Действительно, по ложам и коридорам во всех направлениях шмыгали огромные серые коты.

— Вы совершенно правы, синьора, — поспешил согласиться гид, — теперь здесь обитают коты. Львы были двадцать веков назад.

Парень, только что взывавший к милости Колизея, внезапно спрыгнул с камня.

— Прошу прощения, что я вмешиваюсь в разговор, — сказал