Хулиганство! — рявкнул Лазурский и хватил кулаком по столу так, что затрещали доски.

Надеждин схватился за голову.

— Не то! Не то! — простонал он. — Это негодование уже слишком явное. Попробуем пример не такой сильный… Представьте себе, что вы хотите войти в автобус, а кондуктор перед самым вашим носом захлопывает автоматическую дверь. Ну-ка, войдите в образ! Только, пожалуйста, оперируйте словами Чехова.

— Заперто. Уехали… Про меня забыли… — взвизгнул Лазурский.

На лице режиссера изобразилось отчаяние. Все последующие примеры из жизни, к которым он пытался прибегнуть для вскрытия подтекста, вызывали у Лазурского более или менее точные проявления гнева, затаенной боли и горечи в разрозненном виде. Объединить все это в сложную гамму человеческих чувств не удавалось.

— Вы бы попробовали по старинке, с голоса, — посоветовал старый актер, видя, как мучается Надеждин. — С голоса он скорее возьмет. Ей-богу!

Надеждина даже передернуло.

— Мы не в прежней театральной провинции! — отрезал он. — Мне государство стипендию платило не за то, чтобы я пьесы с голоса ставил!

Однако дело зашло в тупик, и пришлось объявить перерыв.

Этим воспользовался заведующий литературной частью.

— Товарищи, прошу не расходиться, — торопливо сказал он. — Члены художественного совета обещали проинформировать коллектив о прочитанных ими новых пьесах, которые прислал нам «Отдел распространения» из Москвы.

Все расселись вокруг стола.

— Разрешите мне, — поднялся с места актер на ролях положительных героев. — В пьесе, которую поручили мне прочесть, действуют два положительных героя: молодые ученые Евгений и его друг Даниил. Даниил написал научную диссертацию, а Евгений считает ее талантливой. Однако директор института (герой отрицательный) восстает против этой диссертации, так как она опровергает его собственную устаревшую теорию. Тут начинается конфликт. Положительный Евгений из страха испортить свою служебную карьеру становится на сторону отрицательного профессора, предав идеи положительного Даниила и превратившись таким образом из положительного образа в отрицательный…

— Э, батенька! — вмешался пожилой резонер. — Эту пьесу я читал! Там дело касается псевдонаучной диссертации некоего Петра Петровича. Только он не директор института, а старший консультант министерства. А вот его бывший товарищ по университету, тот действительно директор ветеринарного института. Поначалу, выбиваясь из отрицательных персонажей в положительные, он пишет о диссертации своего однокашника разгромную рецензию. Но потом из страха испортить свою служебную карьеру отказывается от собственного мнения и становится еще более отрицательным, чем был вначале.

— Весьма странно… — мрачно вставил трагик. — Вот передо мною лежит пьеса, которую поручили прочитать мне. Имена-отчества в ней вроде иные, и среда совсем не та, однако персонажи и их поступки совершенно идентичны. Скажите, друзья, когда в пьесах, доставшихся вам, положительный герой восстает против отрицательного, он начинает терпеть бедствия?

— Еще какие! — чуть не хором воскликнули все члены репертуарного совета.

— Его снимают с работы! — возмутился актер, которому по амплуа пришлось бы играть именно этого героя.

— От него отворачивается любимая девушка, — грустно вставила молодая героиня.

— И только вмешательство высшей инстанции кладет конец всем этим безобразиям, — добавил характерный актер, хлопнув ладонью по последней странице лежавшей перед ним рукописи.

— Это что же получается? — хихикнул комик. — Мы с вами читали одно и то же произведение?

— Да нет же, пьесы разные. Вот и названия непохожие…

Режиссер строго посмотрел на завлита.

— Может быть, нам прислали разные варианты одной и той же пьесы, а вы не разобрались толком и рассовали их членам художественного совета?

— Да как же такое! — Завлит сгреб пьесы в кучу. — Смотрите сами: все авторы разные. Даже в разных городах проживают. И места действия разные, ей-богу! Вот здесь действие происходит в ветеринарном институте, а тут — в колхозе, а здесь, например, — на крупном заводе.

— Мне все равно, где происходит действие! — вздохнула пожилая актриса. — Мне важно знать, что люди чувствуют, как они мыслят, за что борются, кого любят… Помните «Грозу», «Нору», «Вишневый сад»?..

— Вы мыслите устаревшими категориями, — возразил заведующий литературной частью. — В драматических произведениях, предложенных худсовету, имеется нужное количество действующих лиц. Они действуют, совершают поступки, двигают сюжет…

— Действующие лица? — рявкнул трагик, поднявшись во весь свой трагический рост. — А человек в этих пьесах есть? Отвечайте!

— Человека забыли! Живого человека! — с тоской произнес актер Лазурский…

И были в этих словах и внутренняя горечь, и затаенная боль, и скрытое негодование в полной гамме, которая требовалась от Фирса…

Система Станиславского

Город у нас небольшой, всего восемьдесят тысяч жителей, а театр построили на восемьсот мест. Если одну пьесу сыграть сто раз, можно уже писать в отчетах о стопроцентном охвате всех граждан города, включая грудных младенцев и долгожителей послепенсионного возраста.

В других городах дают четыре премьеры в год, а у нас десять. Каждый месяц премьера. Одну пьесу играем, вторую выпускаем, третью снимаем с репертуара. Художники приспособились: декорации делают унифицированные, в одной и той же лесотаре можно играть и «Гамлета» и «Стряпуху».

Большую помощь нам оказывают классики. К примеру, Островский. Его «Бесприданницу» мы уже какой год ставим, а зрительный зал почему-то все полон.

В «Бесприданнице» я играю Паратова. Такой типичный дореволюционный судовладелец тридцати лет. Правда, мне под пятьдесят, но в театре это значения не имеет.

Так вот этот самый Паратов — кутила, прожигала — состояние свое промотал, на бесприданнице Ларисе Дмитриевне обещал жениться, а как до дела дошло, скрылся с с глаз, почище сегодняшнего алиментщика.

Что и говорить, роль прекрасная. Приятно слышать, как зрительный зал замирает, но морально тяжело. Ощущаешь себя отъявленным подлецом. Ну, обручился с богатой купчихой, так зачем решил бесприданнице свадьбу сломать? Так, просто из прихоти.

Помните решающую сцену:

— Послушайте, — говорит Паратов Ларисе Дмитриевне, — мы едем всей компанией кататься по Волге. Поедемте!

Это он задумал ее от жениха увезти.

Эту сцену мы с Игумновой играли бесподобно. Она тяжело дышала, вроде от переживаний, а по правде сказать, от корсета «грация», в который ее безбожно затягивала костюмерша. Я метал искры из глаз. Игумнова делала демонический жест, словно у нее все закружилось перед глазами, и восклицала:

— Когда же ехать?

— Сейчас или никогда!

— Едемте!..

Ну, конечно, в зрительном зале аплодисменты, иногда даже цветы кидали…

Но вот в начале нынешнего сезона в труппу вступила новая актриса Нина Забавина. Она окончила ГИТИС и прибыла к нам по разверстке.

Какая-то она была невзрачная. Хрупкая, курносая, глазки неподведенные. Такой разве только Валентину с Валентином играть или Таню в одноименных пьесах.

Погуляла она у нас с недельку без дела, пьесы смотрела из зрительного зала и вроде совсем потускнела.

Наш главный режиссер на собрании труппы спрашивает ее:

— Осмотрелись, огляделись? Пора к работе приступать. В каких пьесах играли на курсе?

— В «Бесприданнице», — тихо