с завтраком, никаких дел. Если нечем заняться, лучше уж иди за вышивкой посиди, ты её уже год как кончить не можешь.

Ну, этим Мерида вряд ли соблазнится, скорее пальцы себе вместе сошьёт, чем сядет за эту проклятую вышивку в зале с гобеленами. Она прихватила лук и побежала на площадку пострелять по мишеням. Голова шла кругом. Мерида постепенно приходила к осознанию, что ехать действительно придётся и что поездки эти развлекательными не будут. Да, мать, конечно, сказала, что они с отцом найдут решение против Безумца, прежде чем до этого дело дойдёт, но наивной Мерида отнюдь не была. Она знала, что готовиться надо к худшему. Но всерьёз ли она сама заявляла о том, что уйдёт в другой клан? Похоже, теперь иначе нельзя.

«Много шума, мало толка».

Ох. Почему ей до сих пор не дают покоя те слова Ферадаха? Толк ведь налицо. Она скоро уедет.

Пока она упражнялась, к ней вышел Фергус, тоже с луком. Стрелял он вообще-то слабо, главные его умения касались меча и копья, но его приход тронул Мериду. Какое-то время они упражнялись бок о бок молча. Догорал короткий зимний день.

– Значит, на Новый год в Ардбаррах, – прогудел в конце концов Фергус, вроде как небрежно, как будто они только что о погоде болтали.

– Ну да, планы такие, – столь же небрежно бросила Мерида в ответ. Её тянуло спросить, почему мать сразу притихла, как только всплыл Илан Глан, но она прекрасно знала, что отец сразу ретируется обратно в замок. Последнее время каких-то откровенных бесед у них с отцом не получалось; чем ближе они подбирались к своим истинным чувствам, тем неудобней становилось обоим. И сейчас она просто спросила: – Ты письмо уже послал?

– Надиктовал твоей маме, – ответил Фергус. – Попросил их забрать тебя, потому что от тебя сплошная морока и ты объедаешь нас подчистую.

– Пап!

– Добавил волшебное слово «пожалуйста».

– Так-то лучше.

Мериде до смерти хотелось, чтобы он сказал ещё что-нибудь, что – она и сама не знала. Ей хотелось говорить с отцом о невыносимом грузе двух своих договоров – одного с богами и второго с Безумцем, но о первом говорить ей запрещалось колдовскими условиями сделки, о втором же – неписаными правилами их с отцом отношений. И тогда она просто спросила:

– Как думаешь, мне понравится в Ардбаррахе?

Фергус выпустил ещё пару стрел в сторону темнеющего подлеска; ни одна и близко не коснулась мишени. Наконец, вместо прямого ответа на вопрос, он сказал:

– Ардбаррах – там тебе не Данброх. Ну да и нигде не Данброх, верно? Хьюберт бы точно на седьмом небе был, это да. Хм, от лука этого, однако, никакого проку. Стреляет как попало. Погнулся, наверное. В любом случае, негодный совершенно.

Мерида протянула руку, и Фергус сдал ей свой лук со страдальческой улыбкой. Лук был замечательный и совсем не затасканный – не то что у Мериды, и там, где у неё резьба давно стёрлась до гладкого дерева, на этом луке виднелись красивые узоры из листьев и медведей. Размером он был рассчитан на отца, Мериде великоват, так что она взобралась на кочку, чтобы это как-то компенсировать, и зарядила стрелу.

– Пап, будешь ставить ставки, куда угодит эта стрела? – спросила она с хитрой улыбкой и попробовала тетиву на натяг.

– Да толку-то, – откликнулся Фергус. – И так понятно, куда угодит.

– Когда так дует ветер, ничего заранее не понятно, – возразила Мерида. Она чуть было не сказала: «Когда так дует Кальях», – но вдруг осознала, что эта безобидная фраза, которую она сто раз говаривала раньше, звучит теперь опасно и может выдать весь договор.

Хитрая улыбка померкла. Мерида тут же изобразила её снова, но отец, конечно, не мог ничего не заметить.

– Раз уж за дело ты взялась, то по цели не промажешь, – ответил он. – Ветер там, не ветер. Даже мишень жалко. Всплакнём над покойницей.

Щеки Мериды коснулся ветерок, толкнул кончик стрелы. Мерида проследила, как он качнул голые ветки на дальнем краю площадки, дождалась, пока он поутихнет. И отпустила стрелу.

Бам!

– В яблочко! – отметил Фергус. Помолчал и добавил: – Очень смелую вещь ты задумала, Мерида. Вот это вот всё.

Сердце у Мериды затрепыхалось, она повернулась к отцу. Наконец-то он говорит то, что она хочет услышать. Ну, хоть что-то из того, что она хочет услышать. Она хочет, чтобы отец заговорил о том, как во всём замке именно она решилась выступить с дельным предложением. Она хочет, чтобы отец объяснил, почему упоминание Илан Глан заставило мать притихнуть. Она хочет, чтобы отец пообещал ей, что ей не придётся никуда переезжать, если только она сама так не решит. Она хочет, чтобы отец спросил: «А ты, случайно, не вступала в договор с богами смерти и жизни? », и хотя она и не сможет ничего ответить, она просто посмотрит на него тяжёлым взглядом, и он сразу поймёт, сколько всего ей придётся вынести за грядущий год.

Но Фергус только бухнул:

– Ладно, отдавай лук обратно, пока он там не позабыл всё, чему у тебя научился.

Так вот просто и закончился их глубокомысленный разговор. Лишь нежное выражение отцовского лица Мерида успела приберечь в памяти на будущее, чтобы если что, всегда было перед глазами.

* * *

Буквально через несколько дней они выехали в Ардбаррах – почти что по плану. Как бы то ни было, день уже нового года выдался солнечный. Высоко над головой – ясное небо, а по нему плывут тоненькие леденистые облака внакладку, словно рыбья чешуя. Нигде ни шороха, точно окрестности замёрзли навечно: каждая веточка – в ледяной оболочке, отчего всё звенит и сверкает. На каждом шагу аппетитно хрустит, когда конское копыто пробивает тонкую льдистую корочку.

Надеялись прибыть до темноты. Опасаться в эту пору следовало скорее даже не волков, а мороза: заснёшь в дороге – проснёшься на том свете. Ехать можно было только до тех пор, пока не зашло жиденькое зимнее солнышко, а как только подступала суровая морозная ночь – прячься с дороги в жильё, покуда цел.

Здорово было оказаться за пределами замка. Потому ли, что приятно было наконец-то сделать хоть что-то для договора, или потому, что Мерида просто уже привыкла к разъездам и оставаться в одном месте казалось ей чем-то странным? В любом случае, пуститься в дорогу оказалось на удивление