У стены на коленях стоит женщина. Она немного напоминает картинки, изображающие сол-земных людей во время молитвы: руки лежат на земле ладонями кверху, туловище наклонено вперед, лицо уперлось в металлическую стену.

— Не хочет вставать, — объясняет Док.

Кладу ладонь ей на спину. Она не вздрагивает — совсем не замечает меня. Перемещаю руку на плечо и мягко тяну. Наконец она сдвигается и подается назад, садясь на корточки.

Я ее знаю.

Я стараюсь помнить всех на корабле, но у меня не получается. Их слишком много, и, сколько я ни стараюсь, всех выучить не могу. Но эту женщину знаю.

Ее зовут Эвали, и она работает в Городе на продуктовом складе. Ребенком я жил у них в семье — не помню когда именно. В то время, кажется, она была нормальной, но потом, когда я навещал их перед переселением на уровень хранителей, ее уже точно дурманил фидус. Так или иначе, она всегда была ко мне добра. Однажды я обжегся, когда учился упаковывать в банки стручковую фасоль, и она мазала мне руку мазью и не смеялась над моими слезами, хоть я и был уже слишком большим, чтобы плакать из-за такой мелочи.

— Эви, — зову мягко. — Это я. Старший. Что случилось?

Она смотрит на меня, но взгляд у нее такой же мертвый, как если бы она по-прежнему была на наркотиках. Даже еще мертвее. Не отворачиваясь, Эви протягивает руку и скребет по стене перед собой.

— Не выбраться, — шепчет она.

Потом медленно поворачивает голову к стене. Как ребенок утыкается лицом в подушку, так Эви прислоняется головой к металлу. Ногти медленно ползут вниз по стене, едва слышно поскрипывая. Рука падает на землю и замирает ладонью вверх.

Док смотрит на нас тяжелым взглядом. Я поднимаю на него глаза.

— Что с ней случилось?

Он сжимает губы, мрачно выдыхает через нос и только потом отвечает:

— Мы лечим ее от депрессии. Вчера она пропала. Думаю, так и шла вдоль стены, пока не выбилась из сил и не упала здесь.

Бросаю взгляд на ноги Эви. Они все сплошь в красновато-коричневой земле, под ногтями темные полоски грязи.

— Что нам делать? — спрашиваю я. Но на самом деле мне хочется знать другое: когда откроется, что корабль стоит, все станут такими же? Мне всегда казалось, что самое плохое — это восстание, но такая депрессия… от вида этой мертвой пустоты в ее глазах я сам чувствую себя пустой и гулкой оболочкой. Может, уж лучше разорвать корабль на части в приступе ярости, чем тихо скрестись в стену, пока не надоест дышать?

Док смотрит на помощницу. Кит опускает руку в карман халата и вынимает светло-зеленый медпластырь.

— Вот почему я тебя вызвал, — говорит Док, и Кит передает пластырь мне. — Я разработал новый пластырь для пациентов с депрессией.

Верчу его в руках. Док делает их сам в лаборатории химических исследований, ему помогают ученые из корабельщиков. С одной стороны, словно металлические опилки, прикреплены крошечные иглы. Если наклеить пластырь, иглы проникают под кожу и вводят лекарство.

— Так действуй, — говорю я и отдаю его Доку.

Он принимает пластырь у меня из рук и аккуратно перехватывает.

— Я хотел спросить тебя… хотел, чтобы ты убедился, что это необходимо, но мне нужно тебя спросить… Пластыри сделаны с использованием фидуса.

Смотрю на Дока с изумлением. Фидуса? Я же сказал ему уничтожить все запасы наркотика. Похоже, он ослушался и даже не побоялся сказать мне об этом.

С другой стороны, он решил спросить моего разрешения, прежде чем его применять.

За спиной нервно переминается Кит. Даже сам Док, кажется, нервничает, ожидая моей реакции. Только Эви — грязной, измученной, упершейся лицом в металлическую стену, — все равно.

— Действуй, — повторяю я и встаю. Док распечатывает пластырь, и Эви покорно вздыхает, когда наркотик оказывается у нее в крови. Док просит ее встать и пойти с ним в Больницу, и она молча подчиняется.

Я плетусь следом. Пустота, овладевшая Эва, показалась мне страшнее, чем бездумность фермеров, одурманенных фидусом. Я вспоминаю тупые, мутные от наркотика глаза Эми — Док сказал, что у нее была тяжелая реакция на фидус. Может, у Эви тяжелая реакция на его отсутствие?

— Положи ее на четвертом этаже, — говорит Док помощнице.

Кит ведет Эви к лестнице; я кидаю на него тревожный взгляд.

— На четвертом этаже теперь обычные палаты, — твердо объясняет Док. Он знает, о чем я думаю: о том, как Док по приказу Старейшины вкалывал старикам смертельную дозу фидуса, чтобы освободить место для молодых. — Пока ты здесь, может, прочтешь еженедельный отчет? Можем пойти в мой кабинет.

Киваю и молча следую за ним к лифту. На третьем этаже мы оба выходим, а Кит с Эви едут дальше. Док ведет меня к себе. Я мешкаю у одной из дверей — у двери Эми. Мне хочется свернуть направо и пойти к ней. Хочется извиняться снова и снова до тех пор, пока она не согласится меня простить. Но вместо этого я поворачиваю налево и иду в кабинет Дока.

— В Больнице последнее время много дел, — говорит он. — Я впервые за два дня зашел в кабинет. Извини за беспорядок.

Я хмыкаю. Кабинет выглядит безупречно, но это не мешает Доку сразу же поправить лежащие на столе бумаги.

На самом деле, в Больнице действительно в последнее время суматошно. Синяки и порезы от драк. Травмы от сельскохозяйственной техники из-за того, что операторы отвлекались и грезили наяву, чего не случилось бы, будь они по-прежнему на фидусе. Некоторые люди просто делают глупости, чтобы показать свою смелость. А еще… есть очень странные случаи. Люди делают больно себе или кому-то еще просто потому, что вдруг обрели способность чувствовать и им все равно, какое это чувство — главное, чтобы оно было.

Эми предупреждала, что снижение действия фидуса можно будет проследить по количеству людей, которые обращаются в Больницу. При мысли о ней у меня внутри все сжимается. Она ведь совсем рядом. Наверное, сидит в своей комнате и ненавидит меня.

— Отчет, — говорит Док, садясь и придвигая мне пленку.

— Эви это не вредно? — спрашиваю я, прежде чем взглянуть на экран.

Док качает головой.

— Пластырь с фидусом действует так же, как любой другой, просто лекарство в нем создано на основе фидуса. Он достаточно силен, чтобы подействовать сразу, но я на всякий случай разработал и антидот.

Мне все еще не нравится необходимость использовать хоть что-то, связанное с фидусом, но, по крайней мере, у нас есть противоядие. Я оставляю эту тему.

Секунду думаю, не рассказать ли Доку о том, что мне стало известно про корабль. Если бы Старейшина знал, что мы остановились, он бы сказал Доку. Но я не Старейшина, и Дока другом назвать не могу. Промолчав, я сосредоточиваюсь на отчете.

ОТЧЕТ ОБ ОЦЕНКЕ СОСТОЯНИЯ ЗДОРОВЬЯ НА КОРАБЛЕ

Численность населения на момент последнего отчета: 2298