— Подумаешь! Я в детстве спортивной гимнастикой занималась. Два месяца…

— А чего бросила? — Геннадий смерил меня оценивающим взглядом. — По фактуре подходишь, фигуристая…

Гена обрисовал в воздухе мою фигуру. Получилось что-то среднее между роялем и гитарой.

— Выгнали, — поморщившись, призналась я. — За нарушение спортивного режима. Я однажды принесла на тренировку жабу и выпустила ее в зал. Уверяла всех, что она с минуты на минуту превратится в Василису Прекрасную. Девчонки так верещали! Повисли кто на брусьях, кто на шведской стенке… Роман Шалвович, это наш тренер, очень долго ползал по полу, жабу все ловил. Добросовестно ловил, под каждый мат заглядывал, даже пианино отодвинул.

— И что дальше? — сквозь смех спросил Гена.

— Ничего, — пожала я плечами. — Жаба, наверное, сдохла от нервного перенапряжения, а меня выгнали.

Гена, Клавка и бармен сотрясались от приступов хохота. Я воспользовалась моментом и заказала еще парочку пирожных и сок.

— Больше попыток подружиться со спортом не было? — отсмеявшись, полюбопытствовал инструктор.

— Были, — кивнула я, запихивая эклер в рот. — Да все как-то неудачно. Видно, у спорта на меня аллергия. Ну, не вписываюсь я в стройные ряды физкультурников! Тут уж ничего не поделаешь. Богу, как говорится, богово, а кесарю…

Я безнадежно махнула рукой и доела пирожное. Геннадий снисходительно похлопал меня по плечу. Рука у него оказалась тяжелой, думаю, синяк мне обеспечен.

— Не расстраивайся, Афанасия, — произнес он. — Я тебе помогу.

— А мне? — обиделась Клавдия. — У меня тоже по физкультуре тройка была!

— Клавочка, ради тебя я готов на все! — интимно понизил голос Гена.

«Тьфу, бабник! — мысленно сплюнула я. — Уже на Клавдию глаз положил».

Сестрица, по-моему, была вовсе не против такого поворота событий. Она скромно опустила глазки и глубоко вздохнула. Гена заметил состояние Клавдии и, желая закрепить результаты, сграбастал ее ладошку и принялся усиленно теребить.

«Членовредитель!» — обозлилась я, а вслух сказала:

— Нам пора. Клава, пойдем, дорогая…

Клюквина одарила Геннадия таким пылким многообещающим взглядом, что тот нетерпеливо заерзал на стуле.

— До свидания, Гена! — грудным голосом попрощалась Клавка. — Увидимся послезавтра.

— Ой, девочки, — воскликнул инструктор, — забыл предупредить. Послезавтра на занятия приходите часам к двум. Меня с утра не будет — на похороны утром иду.

— А кто умер? — полюбопытствовала я.

— Друг. Он, кстати, тоже здесь работал.

— Убили?! — картинно всплеснула руками Клюквина и зажала рот ладошкой. Она, как и я, догадалась, о ком идет речь.

— Почему сразу убили? Сам умер. Сердце…

Гена опечалился, а мне сразу расхотелось уходить. Ведь самое интересное только начинается!

Однако делать нечего, придется отложить разговор до послезавтра. Оно, может, и к лучшему. После похорон Гена размякнет и охотно поделится с нами информацией.

На улице Клюквина стряхнула с себя любовный дурман и с чувством выругалась в адрес возлюбленного.

— Скользкий тип, — сделала она вывод.

— Точно. А еще бабник, — поддакнула я.

— Сначала доводит до полусмерти на тренировке, а потом в баре охмуряет…

— Я ж говорю, бабник!

— Что ты все бабник да бабник! — возмутилась Клавдия.

— А ты зачем ему глазки строила и дышала взволнованно? — не осталась в долгу и я.

— Так ведь ради дела стараюсь! Прежде чем человека на разговор откровенный вызвать, его нужно что?

— Что?

— Обаять, расположить к себе… А такой типчик должен постоянно получать подтверждения своей неотразимости. Тогда его можно брать тепленьким!

У меня было иное мнение на этот счет. Геннадий, конечно, страдает нарциссизмом, но он далеко не дурак и откровенничать со своими подопечными так просто вряд ли будет. Признаюсь, я очень надеялась на похороны.

— Клавка, — обратилась я к сестре, — послезавтра Коленьку хоронят… Может, сходим?

— Зачем?

— Ну-у, так… Все-таки не посторонний человек, и вообще…

Я попыталась объяснить самой себе, что подразумевается под словом «вообще». Но сколько ни напрягала мозги, ничего не получилось. Видно, права людская молва, утверждая, что человек либо спортсмен, либо умный. Стоило немного нагрузить мышцы, как сразу же отказалась функционировать голова! С досады я топнула ногой. Только вот не заметила, что стою в луже. Веселенькие брызги полетели в разные стороны.

— Афоня, мать твою! — взвизгнула Клюквина.

Моя куртка, куртка Клавдии, сумки, джинсы — все было в мелких точечках грязи.

— Сама стирать будешь! — предупредила Клавка.

— Буду, — смиренно согласилась я, отряхиваясь.

Проезжавшему мимо нас водителю «девятки» показалось, видимо, что мы так развлекаемся. Он лихо промчался по огромной луже на шоссе, подняв фонтан грязи. Издевательски мигнув габаритными огнями, «девятка» скрылась, а мы остались, как говорится, обтекать.

— Вот придурок! — Клавка в бессильной злобе потрясла кулачком. — Чтоб у тебя кардан треснул, чтоб глушитель отвалился, чтоб тормозной шланг потек!

Я изумленно слушала сестру, удивляясь ее познаниям в области технического устройства автомобиля.

— Откуда про кардан знаешь? — спросила я Клюквину, когда она иссякла.

— Ой, да у нас в салоне и не такого наслуша-ешься. Разве только о космических ракетах не болтают…

Мне вспомнилось, как еще во времена студенческой молодости перед госэкзаменами я таки посетила салон красоты. Чего только не довелось там услышать! У Киркорова с Пугачевой родился сын, но его усыновила Орбакайте. А отец ребенка в действительности и не Киркоров вовсе, а Боря Моисеев. Затем у мастериц салона возник спор: Алла Борисовна, оказывается, после многочисленных операций из-за почтенного возраста выносить ребенка не в состоянии. Поэтому звездной паре пришлось искать суррогатную мать. И кто бы, вы думали, ею стала? Ни за что не догадаетесь! Людмила Гурченко! Пугачевы ей столько заплатили, что той теперь до самой старости хватит. А буквально на днях патриарху эстрады, товарищу Кобзону, сделали пересадку волос с его же собственного парика… В общем, салон я покинула с головной болью и красивой стрижкой, стоившей мне, кстати говоря, двух стипендий. Но времена меняются. Теперь судачат о Путине, Певцове с Дроздовой и о преимуществах синтетических масел над полисинтетическими. И клиентки, и мастерицы легко щебечут о политике, о проблемах вулканизации и балансировки колес, а также о частной жизни российского бомонда.

Дома я первым делом бросилась к Тырочке. Черепашка лежала на дне и слабо шевелила лапками. Несчастное существо уже было настолько напугано последними событиями, что категорически отказывалось подниматься на поверхность. Я попыталась успокоить Тыру и уже совсем собралась лечь в постельку, чтобы вздремнуть пару часов, как передо мной грозной статуей Командора выросла Клавка. По суровому взгляду сестры я поняла, что совершила что-то ужасное, но что именно — вспомнить не смогла. Поэтому я опустила глаза и привычно захныкала: