Запах бензина Соколов почувствовал, когда подошел к кустарнику вплотную. Он остановился и стал прислушиваться. Невнятные голоса, какие-то металлические звуки, потом запах сигарет. Кто-то закурил, и это никак не соответствовало предположениям Соколова, что немцы притаились, выставили сторожевое охранение.

Положив ствол автомата на сгиб левой руки, Алексей стал медленно приближаться к немцам, обходя густые кусты, проползая под низкими ветками. Голоса все внятнее, но говорили на технические темы, многих слов Соколов не знал, но понял, что говорят о неисправности мотора. А еще кому-то велели убраться подальше со своей сигаретой от бензина.

Наконец, Алексею удалось занять удобную наблюдательную позицию. На поляне стояли три мотоцикла. Мотоциклисты в длинных прорезиненных плащах, в касках и с металлическими бляхами «ringkragen» на груди. Один мотоциклист снял плащ и ковырялся в моторе в одном форменном френче. Соколову хорошо была видна желтая эмблема с надписью «Feldgendarmerie». Так и есть, фельдполиция.

А вон и радист. Черт, рация закреплена прямо в коляске мотоцикла. Не надо ее доставать. И тросик антенны с грузом на конце уже заброшен высоко на ветку дерева. Алексей прислушался. Не успели! Радист получал указания срочно возвращаться в расположение части, о русских танках будет доложено… кому, он не расслышал.

Семеро, лихорадочно соображал Соколов. Радист, рядом с ним стоит другой, прутиком по сапогу постукивает, наверное, офицер. Двое у мотоцикла возятся, трое курят в сторонке возле третьего мотоцикла. Значит, надо максимально нанести им урон, и желательно с первого раза убить командира. Без командира теряются даже опытные солдаты. Так всегда было. И Омаев уже позицию занял. Должен был успеть.

Соколов осторожно положил автомат на землю, встал на одно колено, стараясь не издавать ни малейшего шороха. Вытащив из кармана две гранаты Ф-1, он разогнул усики предохранительной чеки на одной, потом на второй гранате. Теперь самое главное: расстояние близкое, надо чуть придержать гранаты, чтобы они не падали на землю на глазах немцев, чтобы мотоциклисты не успели броситься в разные стороны. Гранаты должны взорваться сразу, как только коснутся земли или чуть раньше, значит, как минимум секунду надо выдержать. Не так это легко сделать. Тем более когда у тебя небольшой опыт обращения с гранатами. Все же танкист — не пехота. Естественный страх, что граната взорвется в руке, заставлял торопиться. Стиснув в каждой руке по гранате и старательно прижимая пальцами скобы, Алексей вытянул кольца.

Бросок в сторону офицера и радиста, второй бросок в ту же секунду в сторону трех немцев, что курили поодаль. Соколов сразу же кинулся на землю. От взрыва возле мотоциклетной коляски, офицер упал на спину, раскинув руки, скорченный в коляске радист свесил безжизненно руку. Из троих немцев, что курили в стороне, один был убит сразу, двое, оглушенные или раненые, ползали по земле, хватаясь за автоматы. Возле неисправного мотоцикла вскочили с оружием на изготовку еще двое немцев, этих, как самых опасных в данный момент, Алексей срезал двумя очередями.

Двое оставшихся мотоциклистов отползали к деревьям, поливая автоматными очередями кусты и склон оврага.

Соколов вжался в землю, чувствуя, как вокруг свистят пули, видя, как фонтанчики земли пляшут возле него. Но тут две длинные пулеметные очереди со стороны дороги заставили немцев замолчать. Алексей поднял голову и увидел идущего по поляне Омаева с пулеметом наперевес.

Двумя короткими очередями чеченец добил двух раненых немцев. Соколов выбежал навстречу танкисту.

— Руслан, подожди! — крикнул он. — Радист или их командир могут быть живы. Проверь остальных, а я этими займусь. Нам нужны сведения.

Офицер был убит наповал. А радисту повезло больше, его не зацепило ни одним осколком и лишь оглушило взрывом гранаты. Танкисты вытащили его из коляски и положили на землю. Немец ворочался, испуганно таращась на незнакомцев в русских ребристых шлемофонах.

— Что ты успел передать по радио своему командованию? — потребовал Соколов, тряхнув немца за плечо.

— Вы кто? — мямлил немец и пытался отползти в сторону. Ему явно было плохо.

— Отвечай или я тебя убью! — снова прикрикнул Соколов по-немецки и сунул мотоциклисту под нос горячий ствол ППШ.

— Танки… — продолжал пятиться немец, — много русских танков у нас в тылу. Они шли на юго-запад. Мы видели следы, видели колонну, а потом остановились передать по команде.

— Ты все передал? Полностью передал информацию?

— Да…

Соколов выругался и отпихнул от себя оглушенного немца. Омаев смотрел, не понимая, о чем его командир разговаривает с пленным.

— Что случилось, товарищ младший лейтенант? — спросил он, прижав ногой, пытавшегося отползти в сторону немца.

— Они все успели передать. Немцы теперь знают про нашу колонну. Так, Руслан, давай-ка свяжи этого контуженого и в коляску. Мотоцикл умеешь водить? Ладно, я сам поведу.

Соколов повернул голову, услышав звуки приближавшихся танков. Суда по характерному лязгу гусениц, это были «тридцатьчетверки».

Спустя несколько минут «семерка», 313-й и трофейный мотоцикл с пленным в коляске двинулись по дороге догонять колонну.

С высокого, поросшего молодым осинником яра городок был виден как на ладони. Утро было серым, бесцветным. Низкая, повисшая над самыми крышами домов пелена туч, неподвижный и вязкий воздух, в котором не раздавалось никаких звуков жизни. Тишина леса, тишина промерзшей поймы высохшей за лето речушки, тишина окраин города, где не лаяли собаки, не кричали петухи, не вился из труб дымок. И дальше, ближе к центру, стояли мертвые серые коробки каменных домов. Черные улицы расчерчивали город грязными линиями. Где-то там, в недрах этого мертвого города, пряталось зло. Там стоял немецкий гарнизон, располагались службы вражеской армии, сотни солдат, техника. Скоро в этом городе смерть начнет свою страшную жатву.

Соколов тряхнул головой, отгоняя страшные мысли, которые навязчиво лезли в мозг, пока он смотрел на город Лыков Отрог. Лацис опустил бинокль, еще какое-то время смотрел вдаль, потом повернулся к своим командирам.

— Ну, что, товарищи, мы с вами у цели, — заговорил он. — Впереди враг. За спиной у нас тоже враг, который рыщет по нашим следам и через несколько часов может атаковать колонну, потому что следов не спрячешь, а по воздуху летать мы не умеем. Атаковать придется без предварительной разведки, опираясь лишь на те сведения, которые мы получили в штабе дивизии.

— Если с тыла подойдут немцы, мы окажемся между молотом и наковальней, — согласился капитан Забелин. — И пойма этой речушки как-то поганенько выглядит. Занимать оборону бессмысленно. Шум боя услышит гарнизон. Да им сразу сообщат о нас, чего им слышать. Все по радио распишут.

Лацис молчал, ожидая, пока командиры выскажут свое мнение. Судя по выражению лица, майор ждал немного другой реакции, более конструктивных замечаний. Соколов смотрел на майора и вспоминал, как за несколько часов до наступления сумерек они догнали колонну и поставили перед командиром группы бледного перепуганного немецкого радиста. Лацис выслушал доклад младшего лейтенанта, а потом велел увести пленного.