Сказал я. Или подумал?

Он отстал.

Был у нас в детсадике один мужик, Завадский. Собственно, садик этот был его. И он нас всех, кто там поселился, хорошо имел. Мужик был страшно крутой, даже круче нашего Папы, хозяин нескольких киевских ювелирных магазинов.

А еще он возил продавать в Германию арабских и английских скакунов лучших украинских заводов. Для этого купил новый «КамАЗ» с прицепом. Но водители у него были крутые бухари.

Поехали они в Чехословакию с лошадями. Лошади — золото с хвостом, а эти подонки с перепою, с перегару съехали с дороги, завалили прицеп. Одна лошадь накололась на что-то и сдохла. Они ее в кювет сбросили, остальных продали и вернулись обратно.

Завадский на одного водилу навесил все бабки, а другого бил трое суток подряд без отрыва. Я сам видел — в садике, в вестибюле. Бандиты со всех фирм приходили смотреть, как тот полужмурик лежит, кровью обливается. Завадский подойдет, водой польет и снова молотит.

Принесут ему из магазина бутерброд, покушает — и снова добавит. А тому мудику он не разрешал уходить с места происшествия. Завадский огромен, цепь на нем с медальоном золотая, а в медальоне алмаз на двадцать каратов, цепь с такими ромбиками около килограмма весила. В общем, труба!

Через трое суток отправил он водилу умирать в больницу с переломом всех членов. Но ему же теперь новый водила нужен. Он — ко мне.

— Рыжий! По секрету: Андрюхе скоро — кранты! Вас всех перережут, но я тебя выкуплю, с Витей все дела решу. «КамАЗ» новый. Ты же не пьешь.

— Не, — подтверждаю, — не пью. После кодировки два года прошло, еще три терпеть, я и от запаха дурею. Но у меня нет прав на «КамАЗ».

— Права сделаю. Потом отработаешь.

— Да у меня и документы на Германию пришли.

— На фиг тебе та Германия! Будешь у меня работать, заживешь: за одну ходку пятьсот баксов кладу.

Я сказал, что подумаю. Конечно, предложение для меня — блеск! На Завадского работать! Но я послал его ко всем чертям, про себя, конечно. Он такая же сволочь, как и все, если не хуже. Я же видел, как он того шоферюгу лупасил. С ним-то я Германию точно никогда бы не увидел. Он сделал вид, что обо мне забыл.

А когда тот недобитый Сашка из больницы вышел, Завадский ему сказал:

— Ты на меня будешь работать пять лет бесплатно. Мне наплевать, будешь ты жрать или нет. Пусть твоя жена идет хоть в сторожа.

Он отобрал у него все документы и посадил охранником в детском садике на пять лет. Работа через день.

— Мне твои бабки и на хрен не нужны, у тебя их все равно нет. Квартиру продашь, и то мелочь. А так — дармовой охранник.

Завадский никого не боялся — ни Бога, ни Земли, ни матери, ни социаламта, но телохранителя все же держал — из гонору. Гена — обалдеть мужик: накачанный, каратист, симпатичный. Как его смена, девки ломятся. Он очень строго службу нес, с Завадским даже в туалет вместе ходил. Платили ему всего триста баксов в месяц.

— Зато работа спокойная, а денег мне и так хватает. Ну какой дебил полезет к Завадскому? Он же не вшивый рэкет, а крутой бизнесмен в законе. Я даже не знаю, от кого его охраняю, просто прикрываю спину: если со спины будут стрелять, в меня попадут.

Хороший был парень, но тоже бандит.

А Завадский меня тогда не совсем забыл и как-то совсем вспомнил:

— Хочешь на очень крутой машине покататься? Только аккуратно. Я тебя от твоих на время освобожу.

А это же — Завадский! Он завтра скажет Андрею: «Через полчаса отсюда метись!» — и даже Папа не поможет.

— Надо из Германии пригнать машину.

— Какую?

— «Бээмвуху». Я пол года назад заказал новую, по спецзаказу, лично для себя. Хочу самую навороченную — восемьсотпятидесятую. Знаешь? Там коробка-автомат. Давай сюда паспорт, я тебе заграничный организую.

Я даже не спросил, сколько он мне заплатит. В любом случае, думаю, меньше ста не даст — форс не позволит. А на шару проехать по Германии!..

Андрею он сказал просто:

— Я Рыжего забираю.

В Германию он ехал со мной. Вылетели из Борисполя и через полтора часа проснулись в Берлине. Потом — Ганновер. Сняли двуспальный номер в гостинице, сводил он меня в бар, покатал на такси. Пока — нормальный человек.

На автохаузе он неплохо поговорил с немцами по-английски. Немцы были довольны и им, и его заказом:

— Херр Завадски! Ваша машина готова!

Он отдал мне заграничный паспорт. Накупил всяких побрякушек: цепи для бампера — это крутизна! — лампочки, подсветку. Мне больше ничего и не нужно было. И он это, гад, жопой чувствовал. Еще дал пару кассет, жвачку, жратвы на дорогу: орешки, яблоки, бананов целый ящик, и двое суток до Борисполя.

По карте показал путь. На всю дорогу положил семьсот марок. Я тогда подумал: на хрена столько? Сэкономлю для себя марок сто. А фиг тебе! Начал заправляться — сорок, пятьдесят, восемьдесят — девяносто восемь литров в баке. И бензин — плюс-супер — самый дорогой. За одну заправку — сто семьдесят марок.

Но дальше ко мне не приставайте! Как я сел в эту машину, как включил передачу… Ну, он меня купил этой «бээмвухой»! Чужое, а приятно!

Магнитофон, компьютер — все, блин, импортное, немецкое, без примеси. Германия же! Все загорается и по-немецки говорит: «У вас скоро кончится бензин». Что со мной было — труба!

Триста лошадей, как одна. Фары поднимаются, центральный замок, электрообогреватели и электроподъемники стекол, кожаный салон. Ложишься спать — нажимаешь на компьютере кнопку, и там такой вентилятор включается: он забирает тепло двигателя и гонит в салон при неработающем движке. По компьютеру можно узнать расстояние от Ганновера до Киева, какой дорогой лучше ехать и в каком режиме. Ставишь ручку на контроль, снимаешь ногу с педали газа, и машина сама набирает скорость, ты должен только тормозить. Ну и тачка!

Притопил я газку под двести пятьдесят. Идет! Коробка-автомат: дорожный режим, спортивный, магистральный, нейтралка и паркплац. Спортивный — это такое наслаждение, такая труба!

Жмешь на кнопку — бам! — блюдце выезжает с банкой Пепси. Вам этого не понять!

Но бензин жрет, как динозавр: четырнадцать-пятнадцать литров на сотню км, а в спортивном — девятнадцать. Все, больше не могу об этом рассказывать — полный рот слюны!

За немецкой таможней заехал на стоянку, заплатил какому-то деду десять марок вместо двух и объяснил на пальцах:

— Дед, я буду спать в машине. Посторожи.

— Не бойся, — отвечает на пальцах, — мы с рэкетом вот так.

Доезжаю до польской Пиаски. А там перед магазином стоят две машины. Я на них никакого внимания. Стоят и стоят.

Включаю магистральный режим, опускаю стекло, музончик врубаю — «Ласковый май»: «Белые розы, белые розы…» — все от него тащились тогда. Расслабился, дорога широкая, плитовая, ни деревень — ничего. Иду сто двадцать, встречных нет, совсем рядом украинская граница. Смотрю, обходит меня «форд-таурас», американский, с транзитными номерами.