было не много. Большинство граждан империи слышали о днях ”открытия неба и подземного мира” лишь в рассказах о давних временах, из уст учителей и философов, но никто не воспринимал всерьез, что в наши дни подобное происходит. Центурион и сам слышал о старинных обычиях лишь от других людей, но ни разу за жизнь, нигде в империи не видел, что бы какая либо вера и сверхъестественная практика была настолько реальной. У домов и у стен стояли разукрашенные кувшины с зерном, а над ними картины и изображения в разных стилях. Настенная живопись, графити и фрески были полностью посвящены празднику. Танцующие скелеты, драмы мёртвых с живыми, подземные боги и переплетение рек аида. Объединение семей и их расстования. Эмоции людей крупным планом и сцены с влюблёнными. Одна из огромных мозаик была поделена на две части горизонтальной линией. Женщина сверху сидела у крыльца виллы и была запечатлена автором при свете костра с нежным поцелуем, адресованным кольцу. Мужчина внизу лежал улыбающимся на песке, его лицо озарял бирюзо- золотистый свет, а рядом с ним были камушки, выложенные по фигуре возлюбленной. На иных мозаиках были семьи с детьми, пары мужчин, и пары женщин, но задравши голову центурион смотрел несколько минут на изображение одинокой девушки, которая захватила всё его внимание. Затем он увидел что то знакомое краем глаза и выбежал на улицу, совсем забыв о скелете. У храма лавров, рядом с уличным алтарём, центурион увидел полу прозрачную хохочущую жрицу в белоснежной тоге. Она стояла на ступеньках и раздавала всем проходящим миртовые венки. Подбежав ближе, он не увидел в её лице Элизию, как ему показалось. Лишь бесконечная доброжелательность девушки с длинными, cветлыми волосами вывела центуриона из ступора. Он улыбнулся и подставил голову для венка, затем поблагодарил её и спросил:

— Здравствуй! Ты должно быть видела за сегодня бесчисленное количество душ, но не вспомнишь ли ты девушку ростом с меня, c длинными и осветлёнными, в отличие от моих, волосами…подобно твоим! — жестикулируя и не скупясь на эмоции центурион пытался громко объясняться, перекрикивая шум.

— Ещё она могла бы быть в чём то ярком…в…с…с диадемой в волосах! Никаких иных украшений, кроме кольца, подобно моему! С нежно голубыми тенями на висках и сурьмой для глаз! Ещё…эммм…с ямочкой на одной щеке!

Но девшука лишь развела руки, полные миртовых венков и громко извинилась, заматав головой. Фавст кивнул ей и прошёл с толпой ещё несколько улиц, а затем его взгляд привлёк большой и малый театры, где рядом была полянка и обнимающиеся люди наблюдали за небом. Внутри же шла пьеса и на улицу доносились хохоты и голоса актёров. Быстрая череда событый изменило настроение римлянина. Спутанное лицо, задорная музыка, смех и радость людей, влюблённые и счастливые лица, что обнимались на полянки у театра и наблюдали за звёздами. Всё окружение было совершенно иным, было слишком радостным, чтобы соответствовать настроению Фавста, который не мог разделить счастье всех присутствующих на фестивале. Такое сильное различие между внешним и внутренним разъедало его, словно кислота оставляла дырки в железе. Он чувствовал себя лишним и несчастным. К нему снова возвращались тёмные мысли из леса. Появлся дискомфорт этого места. Словно он не может тут больше находиться и он лишний на этом празднике. Вся радость вокруг вызывала в нём лишь тряску и накатывающие слёзы.

К бродившему центуриону подошла милая, темнокожая бабушка с сильным акцентом африканских провинций, которую у входа в большой театр встречал пожилой сын со своими детьми и она была так изумлена одиночеством одноглазого мужчины, что не смогла пройти мимо:

— Ты выглядишь потерянным, cынок. Оххх, такие деньки нужно проводить с близкими и семьей. — она сгорбленно смотрела на центуриона

— Я был не один, но мы потерялись и… пару минут назад я думал, что практически нашёл этом городе ту близкую душу, что давно потерял, но…

— Оххх, я понимаю тебя, cынок. Но не отчаивайся! Пойдем с нами на пьесу, — зазывающим движением руки бабушка приглашала следовать за ней- она вот вот начнётся и ребята актёры так хороши, так хороши! Ребята так хорошо играют и за столько лет выучили, наверное, все пьесы! Ты можешь себе представить, сколько существует спектаклей!? И после смерти все не пересмотреть, хехе

Свободные места оставались лишь у ступенек правой стороны амфитеатра и бабушку с сыновьями уже ждали её друзья. Они были полупрозрачными, разных цветов и одежд. Эти были и души эпох ранней римской республики, и люди с длинными бородами востока, и лишённые конечностей легионеры империи, и упитанные аристократы, и души, при жизни поражённые болезнями, с огромными гнойными мазолями и шрамами по всему телу. Фавст зачасался, а души больных сразу же предупредили, косящегося центуриона, размахивая руками:

— Не бойся! Тела умерли, но мы не заразны! Они лишь символ наш в этом мире.

— Ой…извините, я не от вас чешусь, это должно быть побочные действия обезболивающего.

В амфитеатре стоял шум и все разговаривали. Едва было слышно, что происходит на сцене, но среди зрителей не было ни угроз, ни криков, ни раздражения. Это было взаимное согласие тысяч голосов, чтобы фон их общения сопровождался игрой актёров.

Бабушка тепло здоровалась со старыми друзьями, обнималась и знакомила с ними Фавста. Вместе с центурионом она села к знакомым и говорила в общем хоре из голосов:

— Уже сотни лет мы собираемся вместе и общаемся. Рассказываем новости из загробного мира, внуки посвящают в события из мира живых. Делимся общим недовольством, что в этом Стиксе и искупаться нормально нельзя, хе-хе. Так и норовит кто то утащить с собой на дно! — Старушка захихкала и толкнула центуриона локтём в бок- А всякие Радаманты и Миносы на вопросы: «Когда будут зоны для купания, свободные от душ?!» отвечают: «Вы в аиде, а не на пляжах Испанских!» и уходят. Эх…Но в Тартар за вопросы не отправляют и если спрашивать достаточно долго судьи могут и одуматься! — с комичной гордостью она задрала голову и улыбнулась- Общественно полезное дело, в конце концов, ха-ха!

Центурион слушал рассказы бабушки-болтушки, улыбался, вертел головой наблюдал за сценой и не находил слов, чтобы поддерживать беседу и лишь неловко улыбался. Атмосфера была уютной, но мысли о жене не выходили из головы. Спутник — скелет тоже потерялся и в театре его не было.

Через какое то время бабушка с придыханием, успокаивающим голосам вновь заговорила:

— У моего сына и других знакомых есть тоже те, кто не приходит на праздники и не видно их и по ту сторон. Я