Бабетта даже вздохнула. Фриц счел это вздохом восхищения. Едва супруги присели за один из столиков, до того маленьких, что даже японцы за ними казались большими, а уж они-то, немцы, и вовсе великанами, как появилась женщина необыкновенной красоты, Бабетта таких еще никогда не видела. Медленно, грациозно, плавно покачивая бедрами, она подплыла к их столику и положила перед каждым меню завтрака.

На ней был коричневый, тисненый золотом саронг, сверху желтая кружевная блузка, почти прозрачная, осиную талию перетягивал широкий золотистый пояс. Идеальной формы полная высокая грудь, длинная тонкая шея, увенчанная благородной формы точеной головкой.

Кожа нежно-кофейного оттенка, огромные темные глаза, роскошные губы. Густые черные волосы, как принято на Бали, заплетены в толстую сложную, затейливую косу. Как на картинке, да и только!

Женщина улыбнулась, показав розовые, как у младенца, десны и белые, как жемчуг, зубы, и тихо спросила:

– Что желаете на завтрак?

Бабетта глядела на нее почти с отчаянием и начинала тихо ненавидеть свою толстую распухшую плоть. Нервно расправила она на коленке штаны господина Шуна и тут услышала смех мужа:

– Одно мясо, ты смотри, они, видать, его как траву едят!

Надувшись, она метнула на него гневный взгляд, промолчала и тихо повторила: «Одно мясо, они едят его как траву».

Фриц пробежал глазами меню и произнес:

– Я, пожалуй, возьму яичницу с беконом.

– А я – фрукты.

Красавица принесла на голове поднос с завтраком и, грациозно опустившись на колени, стала накрывать столик. Бабетта рассматривала тарелки с пестрыми фруктами: оранжевая папайя, карминовые арбузы, солнечный ананас.

Она представила себе, как где-то на этом же острове господин Шун ждет завтрака в одной из ее маек, например в зеленой с надписью «Все, все, все». Или в черно-белой, где нарисован 101 далматинец. Или в синей, которая осталась после нескольких дней в отеле «Маритим» в Заульгрубе. Говорите, господин Шун, говорите, что же вы. Как вы сказали: едят мясо как траву? Что бы это значило?

Фриц оторвался от яичницы.

– Ну вот, ты уже выглядишь лучше, отдохнула, в себя пришла, улыбаешься.

Вот сейчас бы и рассказать ему о перепутанных чемоданах, самый подходящий момент. Но Бабетта его прозевала. А потом было уже поздно, слишком поздно. Фриц доел завтрак, вскочил, хлопнул в ладоши, воскликнул: «За дело!», вприпрыжку помчался на пляж, развернул на лежаке полотенце и откупорил крем для загара.

– Давай-ка натру тебе спинку, – решительно заявил он. – Солнце палит даже в тени. У них тут озоновая дыра, наверное, не меньше австралийской. Давай-давай, не спорь. Раздевайся.

– Не буду. Я вообще сегодня не стану раздеваться. – И Бабетта плюхнулась на лежак, который со скрипом прогнулся под ней до самой земли. Видимо, тут все было рассчитано на невесомых миниатюрных японок.

– Весьма разумно, – согласился муж, – а купаться как собираешься?

– Там видно будет, – лениво отвечала она.

Он весело вскочил на ноги, на икре у него опять был шагомер.

– Пробегусь по пляжу, в деревню загляну и вернусь, – крикнул он ей.

– Пока, – откликнулась она. – Удачи!

Фриц уже убегал. Со спины ему можно было дать лет семнадцать. Худенький какой! Тощий подросток, да и только. Он всю жизнь стыдился своей субтильности, долго пытался накачать мышцы, ворочал гири. Но ничего не помогало, и он это дело бросил.

«Парнишка мой худенький, – с нежностью подумала Бабетта. – Когда вернешься, расскажу тебе про чемоданы».

Пожилая балийка, с ног до головы укутанная в белое, со скульптурно выступающими бедрами, медленно двигалась по пляжу с подносом на голове. Она останавливалась перед каждым каменным изваянием божка – их было рассыпано по пляжу множество, – ставила перед ним маленькую коробочку из кокосового ореха с цветами, спрыскивала этот жертвенник водой из пластиковой бутылки и несколько раз проводила по голове статуи цветами, зажатыми между большим и указательным пальцами. Вот она приблизилась к каменной лягушке, охранявшей шезлонг Бабетты, и приветливо кивнула:

– Бог, – объяснила она по-английски, – важно.

Бабетта одобрительно кивнула в ответ.

– Очень важно, – подтвердила она.

Женщина снова кивнула и спокойно оглядела Бабетту.

– Важно, – повторила она и продолжила свой неспешный путь по пляжу от одного изваяния к другому, от лягушки к пучеглазой обезьяне.

Бабетта задумчиво смотрела ей вслед. «Какое ясное, простое существование, полное смысла, – с завистью подумала она. – Каждый день приносить цветы к жертвенникам богов, просто потому, что это важно. И никогда не задумываться ни о чем, ни в чем не сомневаться, не спорить, не восставать. Что я за жалкое существо, что за неудачница со своими подарочными зайцами! Что я за «не важно»

Может, сфотографировать эти маленькие жертвенники и потом их нарисовать? И богов тоже. Подарочная бумага с этнической тематикой. Впрочем, такая уже наверняка есть, что там! Бабетта перевернулась на живот и тут услышала женский голос, обратившийся к ней по-английски:

– Здравствуйте, мадам!

Тяжело, как кит на суше, она снова перекатилась на спину. В ногах ее шезлонга стояла маленькая, но крепенькая женщина в розовой плетеной шляпке.

– Массаж? Маникюр? Педикюр, мадам?

Бабетта задумалась. Женщина тем временем просто взяла в руки ее ногу и стала рассматривать ногти.

– Вам нужен педикюр, мадам, – строго произнесла она, – и массаж. Почувствуйте себя красивой.

Едва мадам услышала эти слова, как все ее сопротивление тут же растаяло, она замотала головой уже не так решительно, и балийка тут же отреагировала:

– Когда же?

– Позже, – проговорила Бабетта, – давайте попозже.

– Мое имя Флауэр, – не отставала женщина. – Запомните? Цветок. Цветок сделает вас красивой.

У Бабетты пронеслась в голове отчаянная мысль: надо стать красивой, прежде чем она покажется на глаза господину Шуну. Она окинула свое тело быстрым взглядом – и с удовольствием, и с отвращением одновременно, стыдясь самой себя, будто ковыряла в носу или пукнула под водой. Лучше сейчас, решила она, стать красивой прямо сейчас.

Послушно последовала она за массажисткой на деревянный лежак под большое каучуковое дерево, где Флауэр и другие женщины держали массажный кабинет на открытом воздухе. Худенькие, маленькие, жилистые балийки энергично мяли и перекатывали с боку на бок, будто толстые колбасы, упитанных плотных европейцев поросячьего цвета. Время от времени эти «колбасы» похрюкивали от удовольствия.

– Одно мясо, плоть, как трава, – пробормотала Бабетта.