старица Паросковья ездила в село в Лопатниче, а с нею старица ездила и не однова, а и ты де, игуменья, с нею ездила в село в Лопатниче.

Визит к разведенной жене покойного царевича Ивана Ивановича, царице старице Прасковье, естественно, показался Годунову подозрительным. Что могли обсуждать опальный вельможа с бывшей и также опальной невесткой Ивана Грозного? Обстоятельства пострижения? Перспективы расстрижения? В монастырь были посланы близкие к правителю люди князь Д. И. Хворостинин и казначей Д. И. Черемисинов (едва ли не последний из когорты думных дворян) допытываться, в чем дело. Шуйского сослали в Кирилло-Белозерский монастырь, постригли в монахи с именем Иов, а затем удушили «в дыму».

Крупнейший специалист по истории Смутного времени Р. Г. Скрынников предположил, что убийцей князя-инока был пристав князь Иван Самсонович Туренин, который внес крупное пожертвование на помин души князя Ивана Петровича 28 ноября 1588 года, спустя 12 дней после его кончины. Поскольку за 12 дней Туренин не мог связаться с Москвой и получить добро на внесение вклада, остается предположить, что пристав прибыл в Кириллов с задачей упокоить сначала самого старца Иова, а затем и его душу. Тогда же в ссылке был убит и князь Андрей Иванович Шуйский. Оппозиция была разгромлена, и теперь правитель не имел соперников.

«О земле великой печальник»

В феврале 1585 года московский посланник Лука Новосильцев ехал через Речь Посполитую и оказался в гостях у архиепископа гнезненского Станислава Кариковского. За обедом архиепископ стал нахваливать Бориса Годунова, сравнивая его с Алексеем Адашевым, со словами: «…А ныне на Москве Бог дал вам такого же человека просужего». Новосильцева такая аттестация Годунова не устроила. Он заявил, что Адашев «был разумен, а тот не Алексеева верста: то великой человек, боярин и конюшей; а се государю нашему шурин, а государыне нашей брат родной, и о земле великой печальник». Борьба за власть только началась, а московский дипломат (согласно его же отчету) уже пел дифирамбы правителю. В дальнейшем в дипломатических документах имя и положение Годунова возносились на огромную высоту, отражая его роль фактического правителя страны. Королева Елизавета именовала Бориса Федоровича истинно благородным принцем, дорогим и любимым кузеном, что русские переводчики переводили как «пресветлый княже и кровной нам приятель любезнейший». Другой титул, которым англичане награждали Бориса, – лорд-протектор[7] – более точно отражал его исключительное положение среди русских вельмож. В Московском царстве роль Годунова-правителя подчеркивали иные титулы: конюшего (высшее придворное звание-должность), наместника Казанского и Астраханского (пожалованы во время венчания Федора Ивановича на царство) и слуги (с 1591 года; особое почетное звание, которым награждались наиболее заслуженные из бояр). Еще в 1580‐е годы в русских документах по отношению к Годунову употребляется слово «правитель».

Какими механизмами пользовался Годунов, осуществляя управление страной от имени царя Федора, и каковы были основные направления его политики?

Расправившись с оппозицией, Годунов сумел сохранить хорошие или нейтральные отношения с боярами и придворными чинами. Это позволило ему осуществлять правительственные мероприятия, не встречая возражений в боярской среде. Другой важной составляющей компромисса в верхах стал союз Годунова с дьяками Щелкаловыми, старший из которых, Андрей Яковлевич, возглавлял Посольский приказ и Приказ Казанского дворца, а младший, Василий Яковлевич, – Разрядный приказ (возможно, также Судной и Пушкарский приказы). Им также подчинялись в налоговом отношении значительные территории, в основном Север и Сибирь. Два брата контролировали большую часть административного управления Московского царства.

Осведомленный современник, голландский купец Исаак Масса так отзывался о совместной деятельности Годунова и Щелкаловых по управлению страной:

Борис вершил все дела государства, и кроме того был в Москве думный дьяк Андрей Щелкалов, он был такой пронырливый, умный и лукавый, что превосходил разумом всех людей; Борис был весьма расположен к этому дьяку, как необходимому для управления государством, и этот дьяк стоял во главе всех дьяков во всей стране, и по всей стране и во всех городах ничего не делалось без его ведома и желания, и, не имея покоя ни днем, ни ночью, работая, как безгласный мул, он еще был недоволен тем, что у него мало работы и желал еще больше работать…

Влиятельный дьяк именуется в иностранных сочинениях канцлером.

Соработничество с А. Я. Щелкаловым длилось долго, но прекратилось в 1594 году, когда тот попал в опалу (по не вполне ясным причинам) и удалился в монастырь. Его место во главе Посольского приказа занял брат Василий, который, впрочем, играл менее значимую роль в управлении, чем его брат.

Внутренняя политика правителя была направлена на преодоление хозяйственного кризиса и оздоровление экономики. Одним из ее важнейших составляющих стали меры по ограничению крестьянского перехода и упрочение практики сыска беглых крестьян. Как уже говорилось выше, закрепощение было распространено и на посады. Однако правитель действовал не только кнутом. В 1589 году общая сумма платежей с сельскохозяйственных территорий уменьшилась в три раза – с 32–38 рублей с сохи (податная единица) до 12 рублей. Русские дипломаты за рубежом хвалились тем, что Борис Годунов «что ни есть земель своего государства все сохи в тарханех учинил во льготе, даней никаких не емлют, ни посох ни х какому делу». (Тарханами именовались налоговые льготы, посохой – повинность крестьян по выполнению строительных работ и перевозке различных грузов.) Результатом стало постепенное восстановление сельского хозяйства и увеличение распаханных земель. Впрочем, из‐за общего обнищания восстановление земледельческой экономики в центре, на севере и северо-востоке страны шло медленно. До конца XVI столетия она балансировала на грани кризиса и потому испытала тяжелейший удар во время неурожаев в 1601–1603 годах.

Но даже этого было достаточно для того, чтобы достичь значительных результатов по укреплению обороноспособности, территориальному расширению и повышению дипломатического престижа Российского царства. Контраст по сравнению с последними десятилетиями правления Ивана Грозного показывает, насколько благотворна для страны смена правительственного курса с бессмысленного террора и военных авантюр на заботу о государственных интересах и нуждах подданных.

Впечатляют масштабы строительства крепостей на юге и востоке страны, осуществлявшегося в тесной связи с крестьянской и военно-служилой колонизацией этих территорий, направляемой государством. На юге были основаны Ливны (1586), Воронеж (1586), Елец (1592), Кромы (1594) и Белгород (1596), Оскол (1596) и Курск (1596), отремонтирован Тульский каменный кремль, перестроены деревянные укрепления Дедилова, Данкова, Епифани, Венёва. В эти же годы активно ведется строительство деревянно-земляных укреплений (засечных черт) к югу от Оки. В Поволжье на месте ордынских и казанских городов были поставлены Самара (1586), Царицын (1589), Саратов (1590), перестроены каменные стены в Казани и Астрахани. В Марийском