– Товарищ комиссар, – подбежал к Васильчикову старший лейтенант Меркулов. – Ищу вас везде.

– Что случилось? – Васильчиков отошел от Елисеева.

– Вот какое дело, – неуверенно начал Меркулов. – Бойцы расстреляли своего командира взвода. Может быть, помните – младший лейтенант Лавренюк.

– Из новеньких, кажется? А за что и как?

– Да когда три часа назад загудело в тылу, к Пропойску, он собрал свой взвод, объявил, что наш полк разбит. Вот ведь подлец! Они, мол, в окружении, можно разбегаться. Ну, бойцы, недолго думая, его к сосне и поставили. Потом пришли ко мне и рассказали.

– И правильно сделали! Плохо, конечно, что самосуд, это они сгоряча, но в целом правильно поступили. Значит, люди не считают, что их полк разбит. Настроение у них боевое, хотя и в окружении, не поддались паникеру. Значит, верят нам. Ну, а что нашелся на полк один трус и подлец – что ж поделаешь: в семье не без урода.

К сожалению, это было не единственное ЧП в полку. В начале боя к гитлеровцам в полном составе перебежала стрелковая рота первого батальона, полностью укомплектованная немцами Поволжья. Перестреляли своих русских командиров взводов, командира роты лейтенанта Устинова и – с белыми платками на штыках – к противнику. Васильчиков вспомнил, сколько раз он требовал от командира полка Малинова расформировать эту национальную роту, но всякий раз получал отказ. Эта рота, как нарочно, оказалась лучшим хором в дивизии: песни о товарище Сталине пели лучше всех. «Куда смотрел особый отдел?» – мысленно ругался Васильчиков. И вспомнил, что еще до отправки на фронт особый отдел и трибунал дивизии, с легкостью и не особенно разбираясь, приговорили к расстрелу двоих только что мобилизованных молодых баптистов, отказавшихся брать в руки оружие, и лейтенанта, на сутки опоздавшего из отпуска.

Было в полку еще одно ЧП: в батарее Терещенко двое бойцов, Сало и Парцайло, призывники из Западной Украины, служившие раньше в польской армии, ушли, воткнув винтовки в землю. Даже записки оставили, что воюйте, мол, москали, сами.

К Васильчикову подошел адъютант командира полка:

– Товарищ батальонный комиссар, и вас тоже, товарищ старший лейтенант, срочно к командиру полка.

К вечеру удалось установить связь со штабом корпуса, и генерал Еремин вызвал командиров дивизий на совещание.

Полковник Гришин взял с собой Малинова, Васильчикова и Меркулова. В назначенное место – лесная деревушка в ближнем тылу дивизии Гришина – должны были приехать полковники Кузьмин, Смолин и Корниенко.

Перед самым отъездом на совещание у машины Гришина спешился прискакавший на коне посыльный:

– Товарищ полковник, майор Фроленков ранен!

– Как ранен? Когда успел? – сердито спросил Гришин. С Фроленковым он не далее как полчаса назад говорил по телефону.

– Да тут вот какое дело…

– Короче!

– В расположение первого батальона, вернее, в стык батальона и подразделений полковника Малинова, заехал немец на машине, – рассказал посыльный. – Охрану его перебили, но в стычке майора Фроленкова и ранило.

– Без него не обошлось бы, конечно, – рассердился Гришин.

– Немца взяли, его портфель с документами забрали разведчики из полка Малинова.

– Кто он по званию?

– Наверное, полковник. Но другие говорили, что, может быть, генерал. Не научились еще их по званиям различать, товарищ полковник.

– Хорошо, – смягчился Гришин. – Езжайте назад и передайте мой устный приказ батальонному комиссару Михееву вступить в командование полком. Пленного доставить на КП дивизии, я буду там.

В штабном автобусе командира 20-го стрелкового корпуса генерала Сергея Еремина всем собравшимся не хватило места, поэтому он, приказав охране никого больше не впускать – командиры дивизий, замполиты и начальники артиллерии были в сборе, – начал совещание.

Стараясь выдерживать деловой и спокойный тон, хотя настроение было отвратительным, генерал Еремин задавал вопросы командирам дивизий и выслушивал ответы, все более мрачнея и хмурясь. Он слушал и размышлял, что же предпринять дальше, потому что обстановка оказалась гораздо тяжелее, чем он думал сначала, да и сил в корпусе оставалось меньше, чем он предполагал.

Все три его дивизии понесли серьезные потери. Особенно тяжелые – 160-я дивизия Скугарева, до двух третей состава. Да к тому же и прибыла дивизия на фронт не полностью. Примерно так же было и у генерала Бирюзова. У него к тому же почти не осталось артиллерии. У Гришина положение лучше: оба артполка в сохранности, потери, по сравнению с другими дивизиями, умеренные. Но так пока и не прибыли два батальона и по одному дивизиону от каждого артполка. Фактически в корпусе сил сейчас не больше, чем в одной нормальной дивизии. Части разбросаны на большом пространстве, со многими из них нет устойчивой связи, нет ее и со штабом армии. Не знал генерал Еремин и обстановки в масштабе армии. Впрочем, и у себя в корпусе ему далеко не все было ясно. По неподтвержденным данным, противник крупными танковыми силами выходит к Пропойску, имелись данные, что немцы заняли и Чаусы. То есть корпус фактически находится в полуокружении. Но Могилев держался прочно, эти сведения были точными.

Заслушав доклады командиров дивизий, генерал Еремин предложил всем высказаться по планам предстоящих действий. Все единодушно склонялись к тому, что выполнять ранее поставленную задачу – выйти на Днепр к Быхову – бессмысленно. И принимать решение на отход было тяжело. Генерал Еремин подождал, пока командиры дивизий выскажутся, потом твердо положил ладонь на карту:

– Слушайте боевой приказ. Первое: разобраться в обстановке на участках своих дивизий, разыскать все части, установить с ними связь, привести их в порядок. Продумать для каждой маршрут отхода по рубежам. Второе: корпус отходит на восток районом южнее Чаус и выходит на Варшавское шоссе севернее Пропойска. Давайте наметим маршруты дивизий.

Все склонились к карте, и генерал Еремин показал каждому комдиву маршрут выхода его дивизии до района сосредоточения севернее Пропойска.

– Третье, – продолжал он, – двигаться только ночами. Беречь силы, крупных боев избегать. Время перехода – пять дней. То есть к утру девятнадцатого быть в районе сосредоточения – в лесу южнее Ходоров. Я со своим штабом буду в дивизии Скугарева. – И, помолчав немного, добавил: – Все, товарищи. Все свободны, прошу отбыть к своим дивизиям.

Полковник Гришин, получив свой маршрут, а он был в центре корпуса, пока генерал ставил задачу полковнику Скугареву, прикидывал по карте, как удобнее выводить свои части. В общем, трудностей по сбору дивизии в кулак не предвиделось, все полки были под рукой, не считая одного батальона фроленковского полка. Прикинул по карте – получалось, учитывая, что двигаться приходилось не по прямой, а дугой, около 60 километров. «Пять дней даже много, – подумал полковник Гришин, складывая свою карту. – Не торопит, надеется, что, возможно, придется возвращаться, если обстановка вдруг изменится за это время. Разумно».