Утром выяснилось, что эта колонна исчезла.

– Неужели так и ушли на запад? – недоумевал Шажок.

– Ну и зачем тогда нам такие бойцы? – сказал Шапошников. – Ушли, и черт с ними.

Командир полковой батареи «сорокапяток» лейтенант Борис Терещенко приказ на отход не получал и узнал о нем случайно, когда сам послал связного выяснить – куда это засобирались пехотинцы. Пока он собирал хозяйство своей батареи и выстраивал колонну, оказался в арьергарде. От того ли, что за день он не потерял ни одного орудия, а подбил пять или шесть немецких танков, и они шарахались от его выстрелов, первый бой показался ему чуть ли не идиллией. Во всяком случае, настраивал он себя на более трудный день, а прошел он довольно легко.

Кое-какой боевой опыт был у него и раньше – с Финской. Правда, там повоевать пришлось недолго, был ранен в голову. Из училища их тогда отобрали двести отличников учебы – и тут же на Карельский перешеек. Командовал там взводом 203-миллиметровых орудий, которые в училище видел только на картинках. Изучали они другие калибры, средние. А после госпиталя ему дали батарею «сорокапяток», которые в училище тоже не изучал. Переучивался недолго, дело было в принципе знакомым. Да и не видел разницы, на каких орудиях работать.

На наркомовских учениях батарея Терещенко показала себя так хорошо, что маршалы Буденный и Тимошенко даже лично руку пожали. И сейчас действия расчетов убедили его, что учил он своих людей целый год не напрасно. Терещенко был уверен, что расчеты, даже действуя самостоятельно, не побегут и задачу свою выполнят в любом случае. Он видел, что люди буквально прилипали к орудиям, никому бы и в голову не пришло их бросить. Так было и в первый день не один раз. Он не особенно и задумывался над тем, что немцы их обошли, и полк, наверное, попал в окружение, и до этого они не всегда знали, что позади надежный тыл, привыкли. Он был уверен, что батарея в нормальных условиях сможет выстоять и против полусотни танков.

А на душе было, в общем-то, тошно. Терещенко как-то поймал себя на мысли, что живет одним днем: остался сегодня жив, и ладно. Да и не до размышлений было – одна работа. Однажды долго не мог вспомнить, когда он последний раз ел. Получалось, что двое суток назад, да и то одни сухари. Радовался, когда удавалось поспать вполглаза час-другой где-нибудь под кустом. Однажды видел сон, когда шел пешком в колонне. Как-то проснулся – рядом собирают убитых, а он и не слышал, как бомбили. Терещенко привык все делать спокойно, никогда не ругался, да и люди в батарее были такие, что все понимали сами, ругать их было не за что. К кадровым – никакого недоверия или подозрительности, все взводные – из одного с ним училища, каждого знал хорошо. Командиры орудий и наводчики все были тоже проверены в работе.

Предусмотрительно рассредоточив упряжки с орудиями по колонне, для чего пришлось побегать и ему, и замполиту, Терещенко был уверен, что сумеет отбиться и на марше. А колонна набралась большая – около сорока повозок с боеприпасами и имуществом и двенадцать с ранеными, о которых тоже как будто вовремя не вспомнили.

Утром, когда из кустарника на середину колонны выползли три танка, Терещенко, находившийся в голове, даже не успел подать команду «К бою!», как все было кончено: один танк горел, а два других дали задний ход и уползли в кустарник. Повозки со снарядами даже не успели съехать с дороги. Когда Терещенко подскакал к двум стрелявшим орудиям, там уже заводили к ним упряжки. Удивившись, что все произошло так быстро, он спросил командира орудия:

– Ленский! Твой горит? Неужели с первого выстрела?

– Со второго, товарищ лейтенант. Инцидент, как говорится, исчерпан.

– Быстро ты развернулся.

– Тренировка, – протянул Ленский. – Когда они получают по зубам сразу, второй раз не суются.

Сержанта Евгения Ленского в первые дни службы в батарее Терещенко заметил не только потому, что у него была такая необычная фамилия, он с какой-то особой настойчивостью относился к учебе. Парень был с десятилеткой, а одно это значило много. Поэтому через полгода Ленский и был назначен командиром орудия. Симпатичный, интеллигентной внешности и в то же время с сильным характером, он невольно располагал к себе. Из всех командиров орудий своей батареи Терещенко уважал его больше всех. Чувствуя, что и Ленский знает себе цену, Терещенко всегда относился к нему мягче, чем к другим. Он не особенно-то и удивился, что в первый день боя Ленский подбил три танка, так и должно было быть, для чего же тогда учили.

Меньше чем через час батарея Терещенко догнала застрявшую, очевидно, перед мостом, колонну автомашин разных марок и назначений. Увидев в колонне стоявших рядом командира полка Малинова и замполита Васильчикова, Терещенко поспешил к ним. Хотел начать доклад о состоянии батареи, но Васильчиков остановил жестом, обнял. Терещенко краем глаза с удивлением заметил, что полковник Малинов как будто не рад этой встрече.

– А мы думали – потеряли батарею. Как люди, накормлены? – спросил Васильчиков.

Он до войны часто бывал в батарее, люди знали его хорошо, и Терещенко к замполиту относился с уважением.

– Обедали, но по-настоящему позавчера. Кухню потеряли. А так все нормально, орудия все в строю, люди тоже, не считая пятерых раненых и одного убитого, лейтенанта Сасо, вчера похоронили.

Шоферы беспокойно поглядывали на небо, и действительно, вскоре над колонной пролетел самолет. Сделав круг, он неожиданно для всех сел на луг метрах в ста от дороги. Из самолета вылез летчик и побежал к колонне. Через минуту Терещенко заметил в его руках ведро. «Интересно, что это он с ведром носится…» – не понял сначала Терещенко, а потом услышал:

– Бензинчику бы, ребята, хоть пару ведер…

– Ты беги дальше, там бензовоз должен стоять, – ответил летчику кто-то из шоферов.

Скоро летчик с двумя ведрами шел к своему «ястребку», а когда колонна, наконец, сдвинулась с места, Терещенко увидел, как самолет резко взмыл в небо, едва не задевая за елки.

«А молодец парень, все бы так воевали», – подумал Терещенко и вспомнил, как утром они проехали мимо новенького КВ, брошенного танкистами только потому, что кончилось горючее.

Самолет только сделал круг и прошел над колонной, как Терещенко услышал гул еще нескольких самолетов и пулеметные очереди. Он тут же спрыгнул с коня, краем глаза видя, как повозки разъезжаются с дороги в кусты. Две пары самолетов с крестами на фюзеляжах промелькнули над головой, щедро поливая дорогу свинцом. Потом Терещенко увидел, как навстречу этим самолетам, прямо в лоб, мчится тот самый наш «ястребок». Один немец словно споткнулся и потянул в сторону, густо дымя хвостом, остальные разлетелись, но через минуту, развернувшись, бросились вдогонку. Терещенко смотрел на догонявших нашего «ястребка» «стервятников», пока они не скрылись из виду. «Молодец парень, просто молодец!» – думал он.

За эти дни Борис видел наши самолеты всего несколько раз, далеко и небольшими группами, воздушный бой наблюдал впервые, у него уже успело сложиться недоверчивое отношение к нашим летчикам: «Где же вы, сталинские соколы…» Но после этого случая Терещенко сразу почувствовал к нашей авиации уважение.