"Спать? Как можно?! Вдохнуть его запах совсем близко с собой… Обжечься виском о его губы… Это уже сказка". Натка затаилась мышкой и почти не дышала. Находясь словно в тёплом гнёздышке, она блаженствовала. Хотя затёкший бок ныл. Натка терпела. Она осмелилась пошевелиться только тогда, когда небо начало сереть и отчётливо стали видны богатырские сосны. Правда на полный размах глаза открыть так и не посмела. Зато, поймав влагу его губ на своих горячих, вспыхнула, как маков цвет. Нежный поцелуй не только обжёг, но и заставил, успокоившись, уснуть. Она проспала до самого подъёма и встала с неохотой.

Костя и сам не понимал, что происходит. Получается, он на этого клопа глаз положил. Эта маленькая необычной нежности, похожая на полевой цветок девушка, поразила его. Сначала по необходимости, а потом по собственному желанию ему хотелось быть всегда поблизости к ней. Шагать рядом. "Большое спасибо", — еле шевеля губами произносила она обычно, забирая вещи и не поднимая глаз. Костя млел не зная, как подступиться к своему тайному объекту нежности и заботы с разговором. Всегда лёгкий в общении и находивший со всеми запросто общий язык, с Натой тормозил. Она как будто не от мира сего. Чистый себе ёжик в тумане или девочка на облаке. Девчонки веселы и подвижны, а она всегда серьёзна и задумчива. Ей бы в библиотеке работать среди лирики, мечты и грёз, а не курс молодого бойца осваивать. Подкатывать к ней, как это проходило с другими девчонками, бесполезно. Но каким-то седьмым чувством Костя понял, что и он не безразличен ей. Сегодня рискнул: прижал к себе, мягко коснулся губами. Натуся не оттолкнула, не трахнула по щеке, хоть и не сказала ни слова, только почувствовал, что между ними натянулась как будто двойная связь… Значит, не ошибся и у него с ней на двоих будет один секрет. Правда, от её глазастых подружек, способных сложить два плюс два и догадаться. Пинкертоны. Вряд ли от них скроешься, но афишировать отношения хотя бы год нельзя. Начальство, как пить дать, сотрёт в порошок. И им не объяснишь и не докажешь, что он сел на жёрдочку, найдя свою половинку. Три года казармы будь добра оттруби. Придётся подождать с обнародованием. Хорошо, что никто не догадывается, а то донесут в два счёта начальнику института, ребёнку нервы попортят.

Так и было. Об их отношениях, кроме пятой комнаты никому было невдомёк. Девчонки же не собирались трепаться. Да и мало придёт кому в голову связать клопа Наташу, вечно мешающуюся у всех под ногами, и мощного взводного. Все воспринимали это как должностное, но не больше.

Маринка ж поёрзав на жёсткой постели и погоняв веточкой комаров от себя и поняв, что не уснуть, отправилась к костру, там этих кровопийц меньше. Подсел курсант — юрист, разломив предложил шоколадку. Она взяла дольку. Поболтали, но не долго. Усевшийся на бревно начальник курса, отправил обоих спать. Маринка как всегда вступила в спор. Доказывая, что кормёжка комаров в учебный процесс не забита и она не обязана им за счёт каких-то там идиотов служить ужином для кровососов. Это как говорится дело сугубо личное и добровольное.

— Иди в мою машину, устройся на заднем сидении и спи. Только не грузи мне голову, пожалуйста. Устал. — Не полез с ней на рога Богуш.

— А вы? — сбавила тон и прыть она.

— Мне подумать надо…

— О чём? — совсем осмелела она.

— Как гранаты будем кидать.

— Подумаешь проблема. Выдернул кольцо, да кинул, главное в правильную сторону…

— Вот этого-то я и боюсь… Иди, пока не передумал.

— Ладно.

— Да не ладно, а — есть.

Из всей нашей пятёрки по уставу спала только Вика. Я же после беготни остаток ночи, ворочаясь и мешая спать соседям, провела в думах. На повестке стоял один вопрос: — Как скрутить рога Глебу. Тёмная сторона моей души должна была отпраздновать победу. Про гранаты, я напрочь забыла. И не мудрено, я страшно хотела на острова. Когда безумно хочется, но не по карману…, то голь на выдумку хитра. Пока умывались, завтракали и топали в тир на стрельбище, я со всех сторон обмусоливала этот вопрос. По пути пыталась втолковать свой план Вике, но ноги и язык мой от недосыпания заплетались. В принципе Вика кое — что поняла и согласилась предоставить в моё полное распоряжение на три дня дачу своих родителей, но предупредила — это не близко. При условии, что я её не взорву и не сожгу, конечно. Я клятвенно обещала. А что далеко, то для такого рогатого дела, как моё, совсем не плохо.

Сегодня первые стрельбы. Будет здорово, если мы не пристрелив друг друга вернёмся все в лагерь живые и невредимые. Перед преподавателем грозного вида лежала винтовка с оптическим прицелом, два вида автоматов, пистолеты разных калибров. Арсенал. Мы по очереди подходили, отстреливались и переходили на другую сторону. Дошла очередь и до Кучер. Преподаватель не осмотрительно вложив в её руки оружие ждал стрельбы. В Наткиной руке так дёрнулся, заходя юзом автомат, что стоявший на чеку взводный, покрываясь холодным потом, метнувшись, еле успел выбить, направив его вверх. Обошлось. Зато все грохнулись на землю предусмотрительно отползя назад на безопасное расстояние и даже там лежали не поднимая голов до тех пока Тарасов с Наткой не отстреляется. — "Спокойствие, только спокойствие!" — невозмутимым тоном Карлсона напутствовал Натку и наблюдателей взводный. А она и не дрожала, совершенно не врубаясь, что только что не покосила всех. И спокойствие, если кому нужно, то это взводному с курсовым, ну и преподавателям не мешало бы накинуть. Потому как после Наткиной атаки, стрельбы на время прекратили, и офицеры отправились, успокаивая нервишки, — покурить. Мы посмеивались, мол, дёшево отделались. Натка оправдывалась:

— Тяжёлая железяка, да ещё стреляющая, чуть не опрокинула меня…

Да, с этим не поспоришь. Парни валялись, угорая, по траве, колотя руками землю. Натка, обиделась и, отойдя в сторонку, засопливилась. Чего такого сказала?! Вернувшийся Тарасов, показав ребятам кулак, увёл Натку о чём-то воркуя в лесочек. Мы вчетвером переглянулись. Похоже не кажется, похоже любовь. Но взводный такой не хилый мужик, а Натка совсем цыплёнок не хватающий звёзд с неба… Значит, бывает и так. Лишь бы не сглазить. Тьфу-тьфу! Хотя до конца уверенным быть ни в чём сейчас нельзя.

Обед из горохового супа и рожков с тушёнкой, кабачковой икры ложка и компот. Кто б сказал, что кусок чёрного хлеба, намазанный кабачковой икрой и с лучком, такое объеденье. Наелись до отвала. Час валяния вверх пузом на лужке и подъём, сборы. Нас ждала обратная дорога в лагерь. Дай бог, вытерпеть опять это неприятное ощущение липкости после одуряющей, изнурительной жары и пыли. Приползём почти не живые. Одно желание помыться и отрубиться. Но чтоб помыться надо занять первыми душ. А как? Да, сложная ситуация. Вика, хлопнув ладонью себя по лбу, многозначительно посматривает на Наташку. Мы, не понимая, пожимаем плечами. Тогда она отмахнувшись от нас, спрашивает её в лоб:

— Натусь, колись, для дела надо, во как, — чиркнула она себя обломанным ногтём по горлу. — У тебя с взводным вздохи на скамейки?

— Вам кажется, — покраснела, как маков цвет Натка.

— Но, не всем же четверым сразу. Нат, ты не тушуйся. Мы могила. Покупаться хочешь?