– Знаешь, Николас, сейчас мы с братцем прогуляемся до дворца Герхарда. Надеюсь, Аустринкен-Андер-Брудершафт не сильно пьян. Во всяком случае, вчера у него болела печень, и врачи рекомендовали ему снизить дозу. Я был бы тебе благодарен, если бы ты не составлял нам компанию.

Тилль кивнул.

Коля развел руками:

– Здесь теплее.

Колдуны ушли.

Парень сел в кресло, взял со столика фолиант. Открыл.

– «Закон о семье и наследии. Часть первая». Пять кило, не меньше, – изумленно пробормотал солдат. – О чем тут можно писать?!

Он открыл наугад и прочитал: «Какой ребенок в семье является первым, вторым, третьим и так далее, определяется по возрасту конкретного ребенка».

Теперь стало понятно, почему книга такая толстая. Если уж местные юристы настолько дотошны, что увековечивают в законах очевидные истины, то предсказать количество томов просто невозможно.

Лавочкин оценил размеры шкафа с фолиантами, стоявшего справа от камина. На одной из полок пустовало место. Скорее всего, для книги, которую рассматривал сейчас парень.

Он ухмыльнулся:

– Забавно, юридическая библиотека в доме главного преступника королевства.

– Уважаемый барон! – Бесцветный голос помощника Рамштайнта застал Колю врасплох. – Вот уже второй десяток лет почти все интересы моего хозяина легальны. Если же ему иногда приходится преступать закон, он интересуется, какой конкретно и чем это чревато. Людям нашего профиля жить по закону, знаете ли, значительно труднее, нежели нарушать его.

– Но разве не вы сейчас диктуете законы? – спросил рядовой.

– Нет, не мы. Вы пока не искушены в государственных делах, барон. Автором и заказчиком права в любой стране является аристократия. В ночном, или, как принято говорить, преступном, мире аристократии нет. Любые попытки сформировать такое сословие в разбойничьей среде оборачиваются пародией. Влияние моего хозяина настолько велико, что ему можно хоть сейчас переезжать во дворец Герхарда. Однако стоит Рамштайнту официально провозгласить себя королем, и он тут же сделается частью механизма управления Дриттенкенихрайхом.

– Так он и сейчас…

– И да и нет, барон. – Слуга позволил себе легкий намек на улыбку. – Сейчас он стоит особняком. Структура, выстроенная Рамштайнтом, параллельна государственной. У нас есть подкупленные чиновники, родственники и друзья во власти, но сами мы преступники, внушающие страх и, как ни странно, любовь народа. Если бы хозяин объявил себя монархом, он бы растерял уважение преступников и не обрел уважения у чиновников. Народ расценил бы уход легендарного лиходея во власть как… предательство. А немного погодя с востока пришел бы Томас Бесфамиллюр и восстановил бы порядок. В итоге все бы проиграли!

Помощник криминального короля заметно оживился. Он дополнял лекцию скупыми жестами, его речь несколько ускорилась, глаза заблестели, плечи расправились, сам он стал казаться выше.

Коля спохватился:

– Что же это я?! Садитесь, пожалуйста.

– Благодарю. Я вообще-то пришел пригласить вас к ужину.

– Спасибо… А как вас зовут?

Слуга шагнул к Лавочкину и тихим заговорщицким шепотом спросил:

– А вы никому не скажете?

– Нет, – так же еле слышно ответил парень.

– Вот и я не скажу.

Солдат несколько секунд таращился на непроницаемое лицо слуги, затем расхохотался:

– Хорошо поддели! И, зная любовь Рамштайнта к хорошей еде, предполагаю, что ужин будет пиром.

Так уж ведется, после боя выигравшая сторона пирует.

Объединенная армия баронов Лобенрогена и Косолаппена отмечала свое чудесное спасение. Бойцы предпочли забыть о позорном бегстве и вспоминали выступление Палваныча и Хельги. Впрочем, бегство было не столь уж позорным – организованное наступление двойников произвело на воинов-крестьян поистине устрашающее воздействие.

Даже бароны не стеснялись признаться: да, струсили.

Пирушка проходила в замке здоровяка Лобенрогена. Щуплый Косолаппен сидел по правую руку от хозяина поместья. Прапорщик Дубовых и графиня Страхолюдлих – слева.

Человек, известный под именем Повелителя Тьмы, вызывал у баронов и их приближенных подозрения. Они оценили мощь его колдовства. Могущественный незнакомый маг с угрожающей репутацией…

Женщина, сопровождавшая Повелителя, также внушала опаску. Бледная, с длинными смоляными волосами, изящная и подчеркнуто аристократичная… Несомненно, сильная колдунья. Надо же, графиня Хельга фон Страхолюдлих!

В ходе долгих размышлений напуганный и сбитый с толку Ференанд Косолаппен додумался до полной чепухи: Повелитель Тьмы и его спутница – посланники ада. Ференанд никогда не слыл сообразительным малым, но тут все указывало на причастность его сегодняшних спасителей к нечистой силе. Имя? Темный Повелитель. Репутация? Тот, кто совсем недавно чуть не поработил Вальденрайх. Спутница? Ничего конкретного, но возникают смутные ассоциации с восстанием Дункельонкеля и легендой о злом горбуне Страхенцверге.

Получается, добра не жди ни от одного, ни от второй. И не дай бог, узнают о том, что именно он, Ференанд фон Косолаппен, натравил на Повелителя Тьмы убийц – Четырех всадников. Теперь барону стало кристально ясно, почему всадники отказались от задания и вернули плату.

Чем дольше Ференанд сидел рядом с грозной парочкой, тем больше проливал холодного пота.

А застолье развивалось по давно известным законам: выпили, закусили, вновь выпили, опять закусили… Воины окончательно повеселели.

– Расскажите историю своего славного магического оружия, Пауль! – потребовали они.

Палваныч смутился. Он не был оратором. К тому же публика явно не ждала отчета о том, как на ижевском заводе собрали автомат, отправили его в ракетный полк, а там выдали Коле Лавочкину… Опять же, врать без особой выгоды прапорщик не любил.

– Поведай им какую-нибудь чудесную байку, – шепнула ему на ухо графиня. – Поверь, чем бессовестнее ты солжешь, тем громче будет слава твоего нынешнего подвига.

Откашлявшись, Палваныч встал и поправил висящий на плече автомат. Пирующие затихли.

– Ну, я понимаю, вы хотите знать, как вот эта штука и что, – неуклюже начал Дубовых.

Люди закивали.

– Да, у чудесного артефакта наверняка романтическая история, – с придыханием вымолвила супруга Лобенрогена, дурная на лицо женщина, да и в целом тоже.

– Тогда я доложу вам ее по форме древнего русского сказа о стрельце Калашникове.

Глотнув для храбрости эля, прапорщик наплел диковатую басню, которая в приблизительном переводе с немецкого звучала примерно так:

Жил да был купец Калашников,

Торговал-менял, магазин имел.